Крупным буквы заголовка кричали: «Вас я убью первым», и чуть мельче: «сказал он мне в ответ». Ниже еще мельче: «Не задавайте ему дурацких вопросов, если хотите дожить до утра.»

Снимали с близкого расстояния, навскидку. У парня в пестрой рубашке в толпе был сообщник. Один отвлекал, а другой вел скрытую сьемку.

– Шикарное фото… – сказала горничная, – эмоциональное, динамичное. Репортер, наверное, намочил брюки… Вы наш герой.

Я расписался белым по-черному, и отдал ручку Илье. Он тоже поставил свою подпись.

Девушка молитвенно сложила руки и прижала к груди газету. Выпорхнула в коридор, и мы остались одни.

– А мне автограф? – ехидно спросил Илья.

Он явно нарывался…

Но вместо того, чтобы отвесить абуминогу подзатыльник, я стоял в полной растерянности.

Меня будто шарахнули большой галактической энциклопедией по голове. В другой момент я порадовался бы всему этому… Но сейчас мне было нехорошо.

Угнетал внезапный разрыв с мэром и Сингом. Невозможность видеть будущее, последствия своих и чужих поступков. Я терял контроль, а неопределенность его обретала.

Статья выбила меня из колеи. Я представлял, видел себя совсем иначе.

– Илья, мне сейчас вообще не до смеха…

Он посмотрел внимательно.

– Поэтому мэр сказал, что ты не тот, за кого себя выдаешь? Из-за этого эффекта, как на фотографии?

– Почему спрашиваешь?

Илья замялся, опустив голову. Потом посмотрел в глаза:

– Я кое-что увидел сегодня в машине.

– Что увидел?

– Что-то такое… жуткое. Ты изменился. Оно проступало сквозь тебя.

Я пожал плечами.

Мне нечего было сказать. Интерпретировать то, что каждый во мне видел бессмысленно. Люди видели свои страхи, желания, мечты и проблемы. Кто-то видел мои прошлые роли и маски.

Но мне все равно придется ответить на его вопросы…

Поэтому я сказал:

– С мной кое-что случилось… За последний миллион лет.

– И что же? – с участием спросил Илья.

Участие было настолько искренним, что я забыл с кем говорю. Забыл, что передо мной тролль восьмидесятого уровня.

И ответил честно:

– Меня все видят по-разному.

Илья глянул с удивлением, а потом расхохотался.

– Что смешного?

– Знаешь, что я вижу?

Я вопросительно смотрел на Илью, не чуя подвоха.

Он наслаждался паузой.

– Не знаю, кто ты, но у тебя ширинка расстегнута.

– Что?! – изумился и одновременно ужаснулся я.

И наклонил голову.

Илья ловко поддел двумя пальцами мой подбородок и дернул вверх. Зубы клацнули, и я прикусил язык.

На секунду опешил.

Давненько не попадался на этот изящный трюк… Последний миллион лет уж точно.

– Ах ты, мерзеныш… – с восхищением сказал я и бросился на Илью.

Он увернулся и проскочил под рукой, я догнал его в комнате, но он опять увернулся. Поймал его у дивана в зале. Мы боролись на полу, а потом просто лежали там и смеялись.

Нас душили приступы хохота, это было похоже на истерику.

Стресс и шок перехода через границу жизни и смерти, страх неизвестности бился у нас в груди. Прорывался наружу взрывами смеха.

– Девочка одна… она мне нравилась. Вздыхал по ней… – немного успокоившись выговорил Илья. – Подошла в классе и при всех, серьезно так, говорит шепотом. Что у меня внизу расстегнуто, и все видно.

– И?

– Я растерялся и отморозил.

– Что ты сказал?

– Проветриваю…

И нас скорчило на полу в приступах неудержимого хохота.

– А она? – еле выдавил я.

– Стояла вся красная… И я тоже… Класс лежал.

Илья вытирал выступившие слезы:

– Самое смешное, знаешь, что?

– Что?

– Она сказала правду… Представляешь картину?

Мы согнулись в конвульсиях. Илья рыдал:

– Испанский стыд…

– Все… я больше не могу, – задыхаясь сказал я, внутри болели все мышцы, и предпринял попытку подняться.

– Погоди… – держась за живот, проговорил Илья. – Она ответила.