Вытянув руки над тлеющими углями костра, она грелась, подставляя то одну сторону, то другую. Тепло успокаивало ее, как и запах трав, поэтому в ее жилище всегда горел костер. Тяжелый, душный воздух внутри замедлял ее мысли и саму жизнь. Ее жилище было ее особым местом.

Но сегодня и это всё не могло отогнать тревогу. У зур обычно не было детей, лишь у Айры он был. Да и зурами становились не потому, что хотели, а потому, что не могли рожать, и дети, как у нее, были скорее исключением. Конечно, всегда существовал выбор: либо тяжелая работа, либо…это. Но, учитывая её красоту, Айра понимала – ее в любом случае использовали бы направо и налево. Вот только сейчас это был один Ксорх, а при другом исходе…сколько бы их было? Самцов. Так почему бы сразу не использовать то, что дано природой.

Да, у Айры был сын, но что такое один ребенок в ситуации, когда к зрелости большая часть их погибает от болячек или нелепых случайностей. Для племени этого было мало. Бесполезные самки не нужны. Завет предков один – рожай, пока можешь.

Айра почти не жалела о своем выборе, но чего она не ожидала, так это ненависти к себе. Ее ненавидели как обычные самки с множеством детей, так и другие зуры. Всем не давала покоя ее красота и то, что Ксорх ходил только к ней. Всегда. В то самое время как другим зурам приходилось принимать у себя далеко не один десяток мужчин за месяц. И это, естественно, они считали несправедливым.

Конечно, саму Айру никто не трогал, и пока что не смел трогать, все боялись вызывать на себя гнев Ксорха, но и это было лишь временной защитой. Всегда найдется отбитая и больная на голову, которой будет все равно, лишь бы расквасить лицо Айры. И она этого побаивалась, поэтому старалась особо не раздражать других зур.

А вот сын…На сыне отыгрывались при любой возможности, и тут она ничего не могла поделать.

Айра была слабой, хрупкой женщиной, гораздо более слабой, чем обычная гоблинша, – потому что к работе была непривычна, а телосложение ее всегда было изящным, с тонкими от рождения костями; потому и силы в ее теле почти не было.

А Ксорх, – она это и видела, и знала, – относился к ее сыну как к очень досадной, раздражающей помехе, которой лучше бы не было, что, в общем, было нормально – ведь это был не его сын, а просто чужой ребенок.

Бум!

Легкий гул от удара, раздавшийся во всех концах пещеры и вызвавший легкую вибрацию камня, разбудил Ксорха. Через мгновение вновь наступила тишина.

Удар сердца Предка. Раз в день. И так было всегда, сколько Айра себя помнила. С самого детства.

Охотник открыл глаза и довольно перевернулся на бок, просыпаясь. Звук биения сердца был для него привычен и нисколько не пугал.

– Эх…Пора…– пробормотал он, с неохотой поднимаясь.

– Надо поговорить, – сказала Айра.

– О чем?

– Об Испытании. Говорят, оно скоро.

Уже начало разговора не понравилось Ксорху, потому что он знал точно – речь обязательно зайдет об ее сыне.

– Ну скоро. Недели две. Тебе какая разница? Всё равно на волю жребия ничем не повлиять. Твоему малому либо повезет, либо… Либо нет. В прошлый раз повезло же.

Айра вздохнула:

– Два раза так не повезет.

– Кто знает…В любом случае, ни ты ни я не можем ничего сделать, поэтому я не понимаю, что ты хочешь от меня.

Лицо Айры нахмурилось, появились складки на лбу, переносице. Несколько мгновений она словно раздумывала, решалась на что-то, а потом вдруг выпалила:

– Мне нужно Ядро, Ксорх.

– Что?! – изумленно выдохнул он, – Ты с ума сошла?

– Я хочу чтобы он выжил на Испытании.

– Да он до него не доживет если примет ядро!

– Но если мой сын сумеет поглотить Ядро, ведь он сумеет пережить Испытание?