Язык тела как мост: если слова даются тяжело, то можно начать с физических проявлений – объятий, касаний. Это очень давно применяется на разных практиках, ретритах, да есть и целое направление, которое я глубоко уважаю и с которого начинал свое обучение, речь идет о телесной психотерапии.
Ролевые модели: например, фильм «Властелин колец», где герой-мужчина Арагорн, не стыдится своей мягкости, показывает слабость, но как воин делает все, что в его силах. То есть мягкость, сомнения, страх – это не показатель отсутствия силы и мужественности. Иметь все это и переживать – нормально для мужчины.
«Сила – не в каменном лице, а в умении сказать: «Я не знаю», «Мне больно», «Помоги» – Брене Браун, исследовательница уязвимости.
3. Бегство от близости – Материнский комплекс
Близость требует доверия, а доверие рождает страх потери контроля и делает беззащитным. Бегство может принимать разные формы: уход в работу, измены, саботаж отношений на пике развития. Рассмотрим, как выглядит бегство, и здесь не все так просто, потому что оно обычно видится чем-то другим.
Пример:
Андрей, 40 лет, появлялось желание разорвать отношения каждый раз, когда партнёрша была нежна, говорила о любви и о совместном будущем. Для него эти слова, как оказалось, носили пугающий характер и поэтому, появлялось желание выйти из контакта.
Этот паттерн напоминает игру в прятки, где человек одновременно и прячется, и хочет, чтобы его нашли, но страх быть обнаруженным перевешивает жажду связи. Близость для таких людей – как огонь: они тянутся к его теплу, но боятся обжечься. Андрей, разрывающий отношения при словах любви, бежал не от партнёрши, а от материнского эха, любовь которой не была нежностью – это был акт присвоения, где его чувства и он сам, растворялись в её тревогах. Став взрослым, он воспринимал искренность как угрозу: «Если я позволю ей подойти ближе, она поглотит меня, как когда-то мать».
Что вообще скрывается за «я не готов к отношениям»? Часто это не честность, а крик запертого в клетку внутреннего ребёнка, который боится, что его снова бросят или, будет так же плохо.
Этот паттерн – словно бег по замкнутому кругу, где мужчина мечется между жаждой связи и ужасом перед ней. Близость для него – как открытый океан: манящий и пугающий. Ведь довериться кому-то – значит потерять контроль, а потерять контроль – значит повторить детскую беспомощность. Андрей бежит не от партнёрши, а от тени матери, чья «забота» напоминала тюремную камеру. Её любовь была удушающим одеялом: она решала, с кем ему дружить, какую профессию выбрать, когда жениться. Её тревога превратила его чувства в заложников – и теперь любое проявление нежности со стороны женщины кажется ему началом конца свободы.
Близость с матерью ассоциировалась с потерей себя. Представьте мальчика, выросшего с матерь, которая страдала перепадами настроения, которая то признавалась в любви, то эмоционально исчезала на несколько днея. Его мир стал лотереей: сегодня он «ангел», завтра – чудовище. Став мужчиной, он бессознательно саботирует отношения на пике счастья – ведь мозг запомнил: за близостью последует боль. Он разрывает связи, как только партнёр начинает казаться «слишком идеальным», потому что его нервная система ждёт подвоха. Его нервная система постоянно ждет подвоха, он сам ждет его и ничего с этим сделать не может.
Бегство кажется спасением, потому что есть страх повторения травмы. Не бывает травм во взрослом возрасте, это все ретравматизация, то есть попадание в уже имеющуюся детскую травму. Если в детстве доверие к родителю обернулось предательством (например, развод, эмоциональный абьюз), мозг воспринимает близость как потенциальную катастрофу.