Разорвать отношения первым – всё равно что выпрыгнуть из самолёта до того, как он рухнет. Это даёт ложное чувство власти: «Я не жертва обстоятельств, я сам всё решил». Но цена – вечное одиночество.

Общество романтизирует образ «одинокого волка», который «ни в ком не нуждается». Мужчины, воспитанные на боевиках, где герой теряет семью, но «побеждает зло», усваивают: близость – это балласт. Женщинам же внушают что-то подобное: «Сильная – значит самодостаточная».

Уход в работу – не просто трудоголизм. Это ритуал, где дедлайны становятся щитом от вопросов: «Почему мы так редко видимся?». Трудоголизм – не карьерная амбиция, а ритуал. Как герой фильма «Социальная сеть» Марк Цукерберг, который создавал Facebook, чтобы заполнить пустоту от разрыва с подругой. Ну, хотя неплохо получилось для всех остальных, одобряем.

Измены, тоже характерные при этом паттерне – на самом деле не поиск страсти, а способ доказать себе: «Я не привязан, я свободен». Как в романе «Посторонний» Камю, где герой равнодушно соглашается жениться на Мари, потому что «всё равно безразлично». А мужчина, пустившийся во всякие тяжкие, может трактовать это себе как любвеобильность, присваивая лавры Дон Жуана и продолжая путь увлекательных эротических и романтических приключений, ай нет, не фурор здесь, а страх и побег от близости.

Проявление самосаботажа – провокация ссор, замалчивание важного. Это бессознательный тест: «Если ты уйдёшь после этого, мои страхи оправдаются. Если останешься – может, мир не так опасен?».  Саботаж отношений – способ сохранить власть над своим страхом быть брошенным. Однако побег от риска боли обрекает на одиночество. Доверие – это не потеря контроля, а шаг к взаимности.

Если мать видела в сыне не отдельную личность, а продолжение себя, её любовь становилась клеткой. Например, мать после развода в 30 лет, растворилась в сыне полностью: проверяла его переписку, сопровождала, где могла, рыдала, если он задерживался. Теперь ее сын разрывает отношения при первом намёке на серьёзность – его бессознательное кричит: «Беги, Беэмби, беги!».

Мальчик, которого бросил отец или высмеивала мать за слёзы, запоминает: близость = боль. Мужчину, которого отец называл «тряпкой» за что-то в детстве, теперь может избегать глубоких разговоров с женой. Его стратегия: «Лучше я уйду первым, чем она увидит, как я боюсь её потерять».

Спортзал как крепость. Некоторые мужчины заменяют эмоциональную близость физической усталостью, как будто накачанные мышцы защитят от вопросов: «Что ты чувствуешь?». Ну и сюда прибавляется панцирь, уже мышечный, который так же защищает от близости.

Что скрывается за «мне нужно пространство» или «мне нужно побыть одному»? Часто это не потребность в свободе, а панический страх повторения сценария, где его поглотят, как когда-то мать. Например, молодой человек, чья мать-одиночка водила его к психологу в 15 лет из-за «слишком частых прогулок с друзьями», теперь бежит от любой женщины, напоминающей её тревожный голос. Его бегство – попытка сохранить остатки себя, но цена – одиночество.

Как разорвать цикл? Отделить мать от партнёрши, спросить себя: «Я боюсь её или маминых глаз, которые смотрят через неё?». Начать с малого, делиться не страхами, а интересами: «Я люблю старые автомобили» вместо «Я боюсь, что ты меня бросишь». Практиковать «маленькие доверия». Рассказать о незначительном страхе («Я боюсь темноты») и увидеть, что партнёр не смеётся, а берёт за руку.

Перестать путать близость с поглощением. Мать душила своей любовью, но партнёрша – не мать. Стоит дать ей шанс написать новый сценарий: «Я рядом, но ты свободен».