И не вселяйся в ны!
Соната
В этом крепком выдержанном сне
Я вхожу в одну и ту же реку —
Дважды, трижды, стожды… Сбился с веку! —
По траве, распущенной на дне.
Я вхожу под вечер и скольжу
На худой, легчайшей пуха лодке…
Вроде вижу, хоть и не гляжу,
Узнаю деревья по походке…
Вот бредут, развесив над водой
Пожилые тягостные руки,
Ели, ели редкой чередой
На речные выцветшие звуки.
Медленно шагают тополя,
Впрямь держа серебряные спины,
И летят, где отмели земля,
В сквозняке проклятия осины…
Там – тревоги сладкий самогон
И костры сбирают старожилы,
Еле слышен сумеречный звон
Божьей воли, милости и силы…
Проплываю в гулкой тишине
Под мостом массивные опоры…
…………………………………
Для чего-то вечно снятся мне
От стыря подвижные просторы?
Периферия
περιφέρεια – окружность.
Варварский греко-русский словарь
Периферия не знает пощады:
Жжение с треском от центра вдали,
В плиты сбиваются снеги и грады
На полумёртвой округе земли.
Периферия не сто – однолица.
Жёстко ли стелет? Не стелет вапще!
Смачно плюет, незаметно глумится,
Топит своих в общепитском борще.
Периферия – унылое членство,
Угол и ветер… И всё-таки – но!
Каждый оставшийся тут – совершенство,
Горная пика тут – каждое дно.
«Периферия» – волшебное слово:
Пери и феи порхают о нём,
Рифы, кораллы, разгон – и готово:
Всё ещё в мире, но в мире ином.
Переживи её лето и стужу,
Приотвори перепрятанный взгляд…
С периферии уже лишь наружу
Чистые стёкла и души летят.
Город
Вену себе отворив
вялотекущей рекой,
видимо – всё-таки жив,
но ни ногой, ни рукой.
Бело-зелёный, рябой,
и не петух уж, а гусь,
не наглядеться тобой,
не наиметься боюсь.
Что, не видав, не поймёшь
юркой дороги твоей —
видимо, всё-таки ложь,
картоплетенье путей.
В памяти сонной висишь
на предрассветных парах;
женского рода – Парижь,
вольная втайне Серах.
Ярости не удержать,
бл..и прохожей грубя:
– Я не хочу умирать,
Я ненавижу тебя.
Лара в чирчике
С невидимкой на виске,
Скрыта летом, точно мелом,
Платья с бантами пробелом
Моя Лара в Чирчике.
А вокруг – цветенье роз,
Чёрно-сахарные сливы
И, отдать плоды счастливый,
Ярче солнца абрикос.
Дети, небо, свет, вода,
Жаром-жар живородящий…
Я ж – ещё не настоящий,
Мне пока нельзя туда.
Самолёт с моей руки
Улетел в одно касанье.
Что мне чаянье и тщанье?
Неделимо далеки!
О единственном глотке
По незнанию мечтаю
И над атласом гадаю:
Кто там? Где там? В Чирчике?..
Срединная пора…
Срединная пора
Взлетающего лета,
Когда царит жара,
Сухой грозы примета,
Когда не крест, а плюс
В заглавии у чисел,
Цветенья пышен юз
И липок пота бисер,
Меня свести с ума
Способна постепенно…
Мне ж по сердцу зима,
Где всё тепло застенно
И даже серый дым,
Взмывающий на небо,
Легко исповедим
От бани или хлеба.
Мне осень подавай,
Чьи сны в златых заслонах
Уводят в снежный рай,
Невидимый на склонах.
Иосиф в Египте
Ещё один взошёл Иосиф,
Обиду в сидоре неся
И землю на небо подбросив,
И голося, и голося…
Меж тем, окуклился Египет —
Опять во тьме, опять рабы…
Иосиф срифмовал бы «выпит».
И я бы мог, кабы не бы.
Как на ладонной тёмной складке,
Лежит вся Африка во мне,
В войне, в огне играя в прятки,
И вроде есть, и как бы не…
И кто сказал, что беспрестанна
Лелеющая сытых львов
Трава, Танзания, саванна?
Не плод ли северных грибов?
И кто сказал про эти нити,
На острых крыльях ноября,
Где снег из ласточкиной прыти
Молчит до смерти говоря?
Ни мифом вырезанный Лосев,
Очками рухнувший в цветы,
Никто не говорил, Иосиф,
Ни даже ты, ни даже ты!
Ни свет июльский, угасая,
Нам точных не диктует глаз,
Ни землю на небо бросая,
Иосиф, ты не сдвинешь нас.
И на штыре воложном Нила
В зрачок с орбиты введено:
Вот вам и золото, и сила,
И тьмы горчичное зерно.
Старики
Не так уж часто умирают
В жилом массиве старики —