Глубина. Современная повесть Татьяна Чебатуркина

Какой камешек нужно закинуть в бездонную глубину своего сердца, чтобы в ночной осязаемой тишине услышать слабый шорох ответного желания продолжать диалог? С кем? С самой собой!

И твой никогда не спящий мозг тут же подключается к затейливой игре, потому что бездействие не в его натуре: возможно, ему известны все тайны твоего пребывания на этой грешной Земле, и он один понимает величайшую несправедливость упущенных мгновений жизни. И слышит тихий звон разлетающихся на мельчайшие осколки бездарно потерянных драгоценных секунд.

Два года Яна задает себе один и тот же вопрос: почему Вадим бросил ее? Сказал ничего не значащие обычные слова утром, положил свой портфель на заднее сиденье, сел за руль непритязательных «Жигулей» и улетел на небеса. Встречное столкновение. Груда металла. Бессознательное состояние, смерть в быстро приехавшей «Скорой».

И никакой отсрочки, никакой даже робкой надежды. Небесная канцелярия сработала образцово безразлично.

И остался на далеком пространстве огороженного сельского кладбища его родной деревни среди погоревшей от августовской жары травы только невысокий глиняный холм с черным металлическим крестом в плотном кольце ярких пластиковых венков. Рядом с серыми памятниками отцу и матери Вадима за черной узорной оградой.

Под огромным вековым тополем, с которого каждый раз взлетают черные вороны, ходят по соседним могилкам, смотрят так пронзительно-понимающе, ждут момента, огромными клювами тут же хватают принесенные конфеты, умело разворачивая шелестящие бумажки. А их жутковатое карканье преследует тебя по дорожке из этого затаившегося безлюдья до самых ворот.

Яна вернулась в город, дождалась начала нового учебного года на кафедре, сняла черный платок. А на столе возле компьютера продолжали тикать неизменно новые ручные часы Вадима, которые он забыл дома, словно говоря: «Надо ждать!» А чего ждать?

И заиграла шарманка жизни свою тоскливую мелодию осеннего неторопливого угасания, мелькающих календарных дней, когда на автомате вела практические занятия у первокурсников и второкурсников по высшей математике, помогая выплывать им в решении примеров на пределы, потом задач дифференцирования, отыскания интегралов, решений уравнений.

На кафедру математики ее тоже устроил Вадим. Дома, готовясь к занятиям, открывала старинный сборник «Руководство к решению задач». Основы математики были незыблемы. И хоть это немного успокаивало.

В двадцать пять лет захлопнулась непроницаемо дверь той юношеской беззаботности, за которой остались неповторимые студенческие годы, зарево

пронзительной ослепляющей любви, которой она захлебывалась с неистовством и пылом, доверившись полностью Вадиму.

Десять лет разницы в возрасте, трепетность и ранимость юности рядом с воспламеняющейся страстью опытного мужчины – колдовским напитком были наполнены все ночи. Но Вадим, разведенный с первой женой, не хотел иметь детей. В далеком Питере подрастал его сын. Бывшая жена вышла вновь замуж и сменила фамилию себе и сыну. Эта ее месть жгла его душу и не давала полностью насладиться очаровательным счастьем с юной студенткой, а потом аспиранткой.

«Хватит задавать себе и небу бесполезный вопрос – почему именно он?» Плакала и снова задавала.

Яна приходила после работы в опустевшую двухкомнатную квартиру Вадима, заваривала кофе, полчаса бесцельно нажимала кнопки пульта телевизора, следила за перелетом и ссорой двух сердитых сорок на дереве под окном.

«Да, я – самолюбивая эгоистка! Но бессилие перед свершившимся, тоска одиночества своей непредсказуемостью закрутили меня в такой плотный, невозможный, немыслимый кокон расстройства. Ведь я потеряла все: любимого человека, веру в себя, а, самое главное, – возможность хотя бы в мыслях уповать на помощь небес.

Страх собственной гибели стал таким очевидным и болезненным. Я боюсь теперь машин на улицах, перестала посещать занятия в автошколе, хотя остался всего месяц до сдачи экзаменов на права».

Рука тянулась и задергивала штору, и в этой коробе потерянных надежд и планов Яна вытягивалась на диване, стараясь не заснуть, чтобы потом ночью не мучиться в потемках комнаты и своей надорванной души.

И стало какой-то навязчивой идеей попытка вспомнить свой сон в день похорон Вадима.

Тогда, после утомительного переезда из города в село, похорон и поминального обеда в чужом доме тетки Вадима Яна долго стояла под летним душем, и вода уносила невидимые слезы, пот, неисчезающую боль под левой лопаткой и запах сердечных капель.

В доме разговаривали вполголоса, старались несильно греметь посудой на кухне. Родные замолчали, когда она прошла в маленькую спаленку, легла, не раздеваясь, укрылась легким пледом, уткнувшись носом в подушку. И заснула тотчас.

И в черных сумерках провального сновидения увидела наяву себя, растерянно оглядывающуюся в незнакомом месте. Бесконечное пространство в лиловых сумерках. Ровные, в линию стояки тонких деревянных столбов. И вдруг на приличной высоте по натянутым электропроводам спокойно идет фигура человека. Яна подходит к ближайшему столбу и видит: это – Вадим. Он улыбается, машет ей приветливо, вдруг садится и начинает раскачиваться на проводах как на качелях. Протягивает к ней руку, зовет к себе.

– Нет, нет! – кричит Яна. – Ты же знаешь, – я боюсь высоты!

Она отступает назад, замирает: провода, на которых раскачивается Вадим, вспыхивают тревожно-фиолетовым неоновым светом и начинают искрить. Этот неожиданный фейерверк над головой завораживает, длится несколько минут. И Яна боится, что, как только он погаснет, Вадим исчезнет.

– Вадим, не уходи! – хочет закричать, но Вадим вдруг уже рядом, гладит ее по плечу, берет за руку. И рука у него теплая.

И в эту минуту Яна просыпается. Своей правой ладонью она сжимает со всей силой кисть левой руки, на которой остались отпечатки ее пальцев. Больше Вадима она во сне не видела.

Прошло два года. Июльский день заплеснул в открытую дверь балкона шумную неразбериху и смог городской разгоряченной улицы с сотнями перегревшихся стремительных машин, пыльным шарканьем об асфальт тысячной толпы.

– Нужно было уехать на море в отпуск, – подумала неторопливо, закрывая дверь. – Но и там везде люди: очереди в столовых, лежбище человеческих тел на пляже, бурая километровая полоса грязной взбаламученной морской воды.

Родители расхваливали красоты Тюмени, звали в гости, но сами собирались в сентябре в Турцию.

Все везде было чужое – аэропорты, очереди, обилие рядом мокрых потных тел, прикосновения которых вызывали отчуждение и неприязнь.

И одиночество. Которое чужие всячески пытаются растолкать руками, словами, болтовней, бесцеремонно вторгаясь в твое законное пространство, потому что у всех свои цели: просто развеяться, навязать свое Я, привлечь внимание, произвести впечатление, закружить голову, прикоснуться. И бесконечные реки слов – пустых, высокопарных, наглых, восхищенных, ненужных. Господи! Почему людям не поставят спидометры для учета их бестолковых словоизлияний? И сколько энергии можно было бы сэкономить, чтобы просто элементарно продлить жизнь!

Звонок телефона был чужеродным в этой гулкой тишине безмолвных разговоров самой с собой. Звонила Вика, анестезиолог, жена друга Вадима Славы, преподавателя в их университете:

– Яна, мы планируем на два дня уплыть на острова. Ты – с нами! У Вадима была шикарная двухместная палатка. Нечего сидеть в городе! Мы детей подбросили бабушкам и дедушкам. Прелести греческих пляжей – ничто, по сравнению с волжскими красотами! Никаких отговорок не принимаем. Забираем тебя завтра в семь утра у твоего подъезда. И не забудь купальник. Яна, не пожалеешь!

«А почему бы и нет? Должен же когда-нибудь разорваться этот магический круг тоскливой безысходности, который она начертила безжалостной рукой! Тебя прежней больше нет! Нет ярких красок, жизнеутверждающих мелодий и упоения молодостью! На тебя дунул нечаянно или случайно холодный ветер растерянности и тоски. И нужно время, чтобы отряхнуться, вынырнуть из его противных раздражающих объятий. Сколько еще времени потребуется? Неизвестно! Хочу согреться! Скорее на солнце! К людям!

Она собиралась судорожно, торопливо, чтобы не остановиться даже на секунду. По дороге в продуктовый магазин потеряла шлепок, несколько секунд не могла его надеть, видела, как дрожала рука, когда доставала карточку из кошелька.

Роскошной большой моторной лодкой управлял Дмитрий, заведующий отделением, где работала Вика. И весь состав прогулочной компании был тщательно подобран именно Викой.

Белобрысый сухощавый Славик, ее муж, молча загружал на пристани многочисленные сумки с вещами, палатки, удочки, пакеты с продуктами. Помогал ему высокий смуглый крепыш в военизированной упаковке: защитного цвета шорты, темно-зеленого цвета с разводами футболка, такая же бейсболка, легкие кроссовки. Вика представила его коротко:

«Наш хирург – Станислав! Просил ноги не ломать! Он сейчас в отпуске!».

Долго ждали еще одну медичку Ольгу. И, когда она появилась, Яна из быстрого речитатива Вики поняла, что специально были приглашены двое неженатых мужчин и две свободные дамы.

– Яна, обрати внимание на Дмитрия. Все, все! Я понимаю, что ты у нас недотрога, в вечном трауре! Но тебя же никто не собирается подкладывать Диме в постель! Просто дыши волжским воздухом и не шарахайся от мужского внимания! У всех разные темпераменты, мы люди взрослые, а остров такой большой! Можете разбежаться, кто куда хочет! Знаешь, сколько желающих было? Дмитрий мне предложил сделать выбор! Три пары! Оптимальный вариант, чтобы не было скучно! Три гитары! Залейся – спиртного! Шашлыки без боязни поджечь лес! Рыбалка, купание! Пошли, пошли! Нас уже ждут!