Как же непривычно входить в новый распорядок дня, когда на вахту нужно просыпаться в 3 часа ночи, умываться, идти на вечерний чай, потом идти на развод смены, который начинается в 3:40, потом в 4:00 заступать на вахту. Потом сменяться в 8 утра, идти на завтрак, после которого можно лечь поспать до 10:30, а потом в 11:00 идти обедать. И в 12:30 начнётся рабочий день.

В первую ночь тяжеловато просыпаться в 3 часа ночи. В глазах песок насыпан, целая фура песка. Сижу на втором ярусе и соскользнуть с него не могу. В каюте темно, а точнее сумерки – лампочка над умывальником тускло пробивается через задёрнутую штору. Свет от неё старается пробить плотную ткань, но не может, не хватает сил, а ему так хочется наружу, осветить всех нас шестерых, мирно спящих на своих койках, повернувшись боком-спиной-животом-боком. Первые несколько дней так и будут начинаться – со скрипом, нежеланием, тяжестью в веках и на плечах. И глаза не хочется открывать, и ноги неохота на стальную палубу спускать. Надо. Холод проскочил по всему телу от пяток до ресниц, которые вздрогнули. В сумерках нащупал своё рабочее платье, влез в него – нога упрямо не хотела залезать в левую штанину, которая перекрутилась, заставив меня понервничать – открыл дверь каюты, навстречу кинулся меня обнимать дневной свет отсека. И гудящая приборами тишина.

Я помню, как курсантом первый раз приехал на практику на Северный флот. Нас везли от вокзала в Мурманске на камазах с кунгами. Дорога хорошо запомнилась – водители грузовиков соревновались между собой на этих узких трассах, петляющих между сопок, подбирающихся осторожно к заливу, поворачивающих над обрывами, скрывающимися в сотнях поворотов. Нам было немного страшно, потому что постоянно казалось, что мы перевернёмся, вылетим в залив или кювет, наши тела раскидает по мёрзлой заполярной земле. Но никого и ничего не раскидало, мы благополучно добрались до Гаджиево. За окном давно было темно – зима, полярная ночь, кругом всё в снегу. Мы въехали на территорию базы. Я даже не сразу понял, что это такое – огромные чёрные силуэты, практически сливающиеся с окружающей темнотой. Они были похожи на тени от домов – такие же огромные, притаившиеся. Только на третьей тени я понял, что это подводные лодки, покоящиеся у причалов. Внутри было волнительно. Утром я смогу их увидеть на свету, если они не исчезнут, как любая тень, с которой я их перепутал. Мне они казались такими огромными, что рядом с ними находиться невозможно, сразу придавит, не физически, так морально. На свету они были тоже гигантскими, похожими на китов, которые вынырнули, чтобы глотнуть воздуха и снова погрузиться. И тогда я подумал, что рано или поздно моя дальнейшая жизнь будет с ними связана однозначно.

Я сидел и пил чай в столовой. Фоном что-то включили вестовые на телевизоре. Песок немного раскидало прочь от меня, но добрая его часть застряла в глазах. Вокруг только гудение вентиляции, даже с камбуза никаких звуков не доносится. Над нами сейчас тонны ледяной воды, над этой водой светит полярное солнце, или небо затянуто серым покрывалом, или идёт дождь, или мокрый снег. И даже снег может быть. И где-то под поверхностью моря мы рассекаем толщу неприветливой солёной воды обрезиненным корпусом, внутри которого спим, едим, бегаем, играем в войнушку. Внутри которого мы ждём приказа, доедая сушку с варёной сгущёнкой под чай с лимоном. Не проникает к нам ничего – ни солнце, ни крики чаек, ни ветер, ни сигнал сотовой связи. Отделяет нас от миллиардов тонн воды только лёгкий и прочный корпус, да обшивка. Положишь руку на корпус, а там холодно, почти можно ощутить, как кусает море за руку сквозь сталь.