– Дроб-третий – заходишь на шесть-шесть, дроб-второй – два, потом стоп, дроб-пятый – двигаешь, импульс три-девять, пятикратно.

Точки на проекционном экране смещались, отращивая огненные хоботки.

– Дроб-три – два стоп, выше метра, импульс девять, забор! Дроб-второй – отход, девять метров, откидывай! Дроб-пятый, максимально – до выгрева, выбор до аларма!

Вероника подобралась сзади, наблюдая.

– Дроб-третий, стоп… СТОП!

Экран перерезало оранжевым.

– Дроб-второй, перехватить канал!

От одной точки пунктирная линия заструилась к другой, отбирая ее добычу, выбрасывая ее в жерло нуль-транса.

– Дроб-пятый, бурим! Дроб-второй – стабильно, не дергай!

Чуть ниже – ярко-белое изображение емкости, заполняемое выработкой.

В принципе, голосовые команды были ни к чему – голоимп, гениальнейшее изобретение ныне покойного Юлия Тнагайца, улавливал биотоки мозговой активности и трансформировал их в устойчивый сигнал, на который дроны реагировали мгновенно… просто Семен наслаждался процессом, это было видно, и ничто не могло заставить его замолчать, потому что сейчас он был полководцем, бросающим в бой послушные малейшему жесту его мускулистых рук войска.

ГУУУУУУУУМП!

Станцию снова тряхнуло. Ощутимо тряхнуло.

Вероника пришла в себя, когда по комнате управления дронами мелькали яркие бело-желтые блики аварийной сигнализации. Панели искрили. А она – и Семен, лежали на полу.

Гравитация. Они падают на поверхность.

Она попыталась встать – и не смогла. Тело вдавило в мягкий буттугсис пола. Вдавив – распяло.

– Ш-шизх…

Орала сирена.

– Ш-ш… б-бл…

По стенам мелькали блики. Падение на поверхность – девять земных минут. Отталкивающие излучатели, что держат станцию над планетой, рассчитаны именно на это время, это – максимально безопасная высота орбиты для прохождения добывающей станции. Дальше – удар о еще мягкую, не успевшую затвердеть, поверхность, а потом…

Серое, едва заметное в своем молниеносном движении тело, метнулось по потолку, вобралось в узкий люк технологического коридора для дроидов обслуживания, исчезло.

Сирена замолчала, оборвав рев на полувыкрике. Тишина после ее ора казалась звенящей. Семен с натугой поднялся на карачки, сплюнул – неудачно, плевок расползся по бороде, невнятно выругался, потянулся к панели. Пальцы забегали по пульсирующим оранжевым клавишам аварийного пульта – отключая.

– Сволота, чтоб тебя! Обещал же, что три восьмых твой блок выдержит, ё…

К глотке подкатила тошнота – заработали генераторы антиграв-излучателя, отпихивая уже падающую станцию от ярости полыхающей планеты. На миг у Вероники замутнело в глазах, когда по станции снова разлилась антигравитация, оттолкнув ее от пола, заставив успевшее округлиться сердце бешено колотиться, кровь – натужно толкаться в артериях, а слезные железы – наполнить глаза жжением.

– Урод драный, лопать твою жижу! – орал Семен. Пальцы его снова порхали по проекционному экрану, выводя дроны из опасной, расползающейся опалесцирующим бардовым сиянием, зоны, на ближнюю орбиту. – Дроб-пятый, третьего стегани! Дроб-шесть, сброс, сброс, твою м-мать! А-а, н-на!!

По дрожащей в пространстве рубки голограмме сверкнуло ярко-оранжевым, и на пульте тут же ожил сигнал – сначала натужно заревел, потом – сменился раздражающим пищащим воркованием.

– Дроб-три, выводи остаток, аккуратно! Коридор вешаю, не дергай только!

Палец в эрго-перчатке вывел по голограмме ломаную линию, несколько раз замер, отмечая маркеры фарватера. Завершил маневр, дважды ткнув в карту, с едва слышным писком.

– На пятой – стоп, на третьей – ускор, ведем, ведем, шустрее!

Вероника, барахтаясь, неловко дернула ногами, пытаясь отплыть подальше от развернутого голо-пульта. Первый день. Первый. Из девяноста последующих. С уже почти разразившейся катастрофой.