– Врач, да?

Ника отпрянула, отпихивая лапищу.

– У-б-бберри р-ру…к-ки!

Гора мышц зашевелилась, встряхнулась, завеселилась.

– Новенькая, вижу. Я Семен… это, Якшин Семен. За мной топай. Только за хомуты цепляй.

ГУУУУМП.

Пол тряхнуло – ощутимо, сильно.

Узкий коридор, темный, ощутимо воняющий прогорклой смазкой, потом, техническими и органическими жидкостями, кажется – кишечными газами… дальше даже продолжать не хочется. По всей окружности коридора развешаны обязательные петли, за которые нужно цепляться. Некоторые даже целы. Некоторые, кажется, даже чисты от сального налипалова.

Семен легкими толчками ног, босых, не озабоченных носками и обувью, отпихиваясь от стен, цепляясь за петли, устремился куда-то вдаль – там, где коридор делал изгиб, и где, для разнообразия, наблюдался намек на свет.

Вероника встряхнулась, протянула руку, брезгливо сжимая петлю. Оттолкнулась, почувствовала, как тело поволокло по вектору приложенной силы, повинуясь крошечным величинам гравитации на ОДС-35. Петля. Еще одна. Третья, четвертая, толчок, рывок.

В плечи впились лапы оператора.

– Ну, славбогу! Ты, сестренка…

– ОТВЕРНИТЕСЬ! – взвизгнула Вероника.

– А… а, ну да.

Девушка, раскрыв капсульный выброс из пневмобокса, прибывшего вместе с ней, торопливо выдернула из вороха вещей длинный, мягкий и липнущий к коже эластокомбинезон.

– Надолго к нам? – спросил оператор Семен, здоровенный, целомудренно отвернутый.

Облепленная эластином, Вероника дождалась, пока на запястье вырастет пульт с ярко-алыми контроллерами, торопливо шлепнула по одному из них, заставляя комбинезон мутнеть, до чернильно-черного цвета, скрывающего наготу.

– Три стандартных. По типовому контракту. Вы должны знать, вы же посылали запрос.

– Да эт… ну, слал, просто не рвутся к нам. Даже на вахтовый… что уж там типовой.

ГУУУУУУУУМП.

Пол сильно толкнуло, стены заерзали – нулевая гравитация спасла, иначе оба бы попадали на пол, собственно – для этого она и поддерживалась. Из приборной панели управления дронами-разработчиками – большой, полукругом занимающей всю стену, дважды выстрелило искрами.

Семен помотал головой, заулыбался, после – сразу нахмурился, заиграл губами, в общем – повел себя так, как ведет человек, очень долгое время не видевший женщин. И, кажется – вообще не видевший людей.

– Орбита щас нестабильная, ядро снова проснулось, да еще аркунис пойдет скоро, аж шесть дней колбасить будет минимум, ты не это, не обессудь!

Ника промолчала, пытаясь понять, как бы тактичнее выбраться из управляющей рубки – в самом низу живота уже жгло огнем, накатывая волнами, просясь наружу. Видно же, что Семен настроен поговорить.

– Семен, а где у вас…?

– Вот! – он радостно, словно ждал, хватил по панели, вызывая в затхлый, многократно кондиционированный, воздух станции яркую, полыхнувшую оранжевым, голограмму.

Ника выдохнула.

– Я спросила…

– Да вот! – могучий палец оператора станции уперся в визуализированный бок нестабильной планеты, трясущийся, колыхающийся, то и дело распухающий гнойниками рвущих его плоть протуберанцев. – Вот же! Наш, смотри, тридцать пятый!

Многоугольник – один среди многих, замерцал, задергался, полетел вверх, потянув за собой всю виртуальную планетную территорию, усеянную флажками геологических маркеров.

– Выбросы – один к тридцати, просто шик! Дробы долбят почти пятнадцать, нуль держится больше семи минут, прикинь?

Улыбка – шире проекционной газеты, радость – как на картинке «Обвал моста Криза-Трета над покоренным континентом Криза».

– Выдергиваем через нуль до сорока кубов породы зараз! Выработка такая, что «четвертые» даже лавовым срут…!