– Ну, хватит.

Билл повернулся к Асу:

– Вчера ты хватался за голову… а этого молодца в комнате не было.

Все примолкли. Кроме Энкиду.

– Залезать в голову сира Мардука, когда он бодрствует – нельзя. Он из тех, кто чувствует взлом.

– Значит, следует устроить этот визит в дядин череп ночью… если его не мучает бессонница, конечно. – Подумав, добавил Билл.

Всех охватило чувство, которое можно описать так: ночью дверь в соседнюю комнату открылась, и там, в окне напротив звезда. И вот она вплывает в открытую дверь, ну, как это? Страшно… странно.


Но одному из них не было страшно, не было странно. Энкиду просто обдумывал практически, как проделать всю эту штуку, дело предстояло чисто слесарное, и нужны лишь определённые навыки и умения.

– Взломать комнату… – Как бы про себя произнёс он. – И выкрасть корону.

Ас очухался от наваждения:

– Комната под сигнализацией, корона заминирована.

И верно. Когда они разошлись, все, – кроме Иннан, поглощённой своими мнимыми успехами в истории, – пребывали в заботе и недоумении.

Иннан окликнула:

– Эй. Как насчёт Закона Божьего?

Шанни обернулась и состроила гримасу:

– А разве церковь не отделена от государства?

Энкиду изумился:

– Вот те на. Кто о чём, а мажорка о зачётке.

Ас, в отличии от него, счёл вопрос достойным внимания и разъяснил, пока они рассасывались, как смертоносные таблетки, принятые старым замком, по комнатам:

– Отделена, но весьма шаткими перегородками, вроде тех, из-за которых Биллу кофию не дают. Постоянно в главных газетах появляются письма трудящихся с просьбой воссоединить эти два института подавления человеческой воли.

– Мардуку это ни к чему. – Рассеянно буркнул Энкиду.

Шанни воззрилась на него.

– Наивный дикарь. А десятина? Церковный налог, который эта чудесная организация, уничтожившая всех, чьи имена воспевает, утратила около века назад?

Ас возразил:

– Деньги, конечно. Но главное, нынешние правительства задумались над тем, какой замечательный инструмент управления выпал из рук нынешней демократии. Иннан, тебе, как наследнице божественной власти, следует поддержать Закон Божий.

– Да я там под чужим именем. Никто не знает, что туда наведывается отпрыск солнечных лучей.

– Ага, а против наследницы, значит, возражений не нашлось.

– С точки зрения человечества, – продолжал развивать свою мысль Ас, – происходит поступательное движение от худшего к лучшему. От рабства закованных в цепи нагих рудокопов к толпам клерков, влекомых трамваями к месту семичасового ежедневного заключения… От догматического сознания – к свободе совести. Но человечество не задумывается, что вся-то его история… нет, Иннан, это я не тебе… та, что позволено запомнить, составляет не более семи тысяч лет. Из них на зачётки, скрижали и Мегамиры записано около половины. Прочее – в тумане. Там человечеству видится гуманоид, бродящий с потерянным выражением несформировавшегося небритого лица.

– Ну, и что?

– А то, что следует посмотреть на происходящее глазами – вернее, единым оком власти, так замечательно описанным Руальдом сиром Толкиным, – и тогда вы поймёте, что жизнь по истине, свобода и прочие милые штуки – всего лишь досадная прореха в этом пыльном мешке, под названием История Эриду.

– Вроде той, которую так ловко заделала мистрис Шанни?

– Именно.

Шанни внезапно раздражилась.

– Значит, это я виновата, что исправила ваше головотяпство, сир Александр, как вас там дальше.

Ас ничуть не рассердился.

– Шанни права. – Оборвал он себя на приблудившейся непроизнесённой мысли. – Сейчас нам надо подумать, как подобраться к чёрному ящику.

Билла насмешило то, как командир назвал красивую седую голову дяди Мардука, но Шанни молча коснулась руки Аса и глазами показала: легче.