Шанни поднесла яблоко к губам – хотела загородиться его пунцовым цветом. Она откусила кусочек и тут же забыла все свои страхи.

– Ах…

Женщина улыбнулась. Зубы у неё тоже были очень хорошие.

Шанни ощутила во рту необыкновенный вкус, пряный запах переполнил нежные крылья носа, по губам потекла тоненькая струйка сока. Шанни с наслаждением прожевала кусочек. У неё потемнело в глазах.

– Тах. Та-та-тах. Тарарах.

Шанни открыла глаза и услышала, как рядом говорят на незнакомом языке. Было темно, свет пробивался тонкими едкими полосками и казался красноватым. Шанни качало. Спросонья она решила, что снова очутилась под Старыми Заводами.

Но, вскочив и ткнувшись головой во что-то твёрдое, от испуга пришла в себя. Голову слегка вело.

Она огляделась и принялась трогать стены.

Она пребывала в деревянном ящике, который двигался. Судя по звукам снаружи, ехал на расхлябанном грузовике.

Оттуда же доносились голоса. Шанни прислушалась и ничего не поняла. Потом стала различать отдельные слова.

Её куда-то везли. Прежде чем поднимать крик и вообще обнаруживать себя, Шанни попыталась определить – куда.

Взгорки и перепады дороги подсказали ей, что она не на территории туарегов, и уж тем паче, не в городе.

Свет влез в многочисленные щели со всех шести сторон ящика и перекрестился во всех направлениях. Иные световые кресты повисли в воздухе.

Она приняла устойчивое положение и, осторожно перебирая руками по стене, прильнула к похожей на глазницу щели – сплошь пёстрая дорога. Форма! Догадалась Шанни.

Кто-то курил.

Полоску дыма, перекрученную ветерком, она разглядела так хорошо, что ей стало казаться – она сама сделана из того же материала, и её сейчас унесёт, вытянет воздухом в щель. Это у неё, конечно, от усталости и страха такая мысль появилась.

При том ещё было ощущение, что мысль эта – не её.

Голоса…

Ехала машина, большая. В кузове ящик, в ящике – любительница яблок.

Шанни передёрнуло, она коснулась пальцем рта. На губах сохранился тот самый вкус.

Действует ли ещё яд?

Кто-то громко и сердито что-то сказал, прямо внутри головы. Шанни получила удар испуга, но сообразила – это снаружи.

Ей удалось уравновесить мысли, и следующий звук – смех – уже не испугал.

Рядом с ящиком шагал кто-то. Чужой запах… Она отпрянула.

И вот тогда Шанни ударилась в панику. Она заколотила в стену и закричала:

– Мардук!

И оп-па:

– Мардук!

Что-то подсказало ей, что пускаться в пространные объяснения на глупом птичьем языке не стоит.

Движение не сразу прекратилось. Голоса умолкли.

– Тах?

Кто-то думал.

– Та-ра-рах. – Как будто соглашаясь, ответил он.

Затем к щели прильнул предмет, застивший свет, и доска затрещала. Шанни осторожно, как по льду, подползла по неверной поверхности и застыла: в щели вспух глаз, дерево, шершавое и серое, выдавило из себя этот орган, чтобы рассмотреть новую жиличку.

Шанни именно так и подумала в первую минуту – в таком состоянии находилась её душа. А ведь душа этой залётной нибирийки была бы под стать наёмному убийце – если бы когда-нибудь где-нибудь родился убийца с принципами и убеждениями.

Послышался смешок. Стена ослепла – пустая глазница уставилась на Шанни, только теперь сообразившую, что к чему.

– Та-тах.

– Ух… ха-ха…

Услышала она, и снова мысль отчаянно вцепилась в незнакомые звуки. Она отползла так, чтобы из щели её не было видно. Сама она заметила, как мелькают там детали лиц, не соединяющиеся в целое.

Они рассматривают её, как пойманную птицу. Снова вылез проклятый глаз. Она подавила желание протянуть руку и…

Вместо этого она, почти прижав губы к дереву, сказала:

– Мардук.

За стеной умолкли голоса.