Взгляд его золотистых глаз был обжигающим, как лучи солнца. Хотя Блайт и не собиралась этого делать, она поняла, что нащупала больное место, и не смогла удержаться, чтобы не надавить на него снова.

– Ты хотя бы помнишь имя человека, чью судьбу только что создал? – поинтересовалась она, хотя прекрасно понимала всю опасность такого поведения.

– Смешно ожидать, что я буду помнить такие вещи. Я соткал больше гобеленов, чем ты способна представить.

– Смешно не помнить имени? – Блайт ухмыльнулась, довольная тем, что он отстранился. – Ты определил его судьбу всего несколько минут назад, а уже забыл о нем. – Девушка пристально вглядывалась в лицо Ариса, убеждаясь, что он раздражен, но не настолько, чтобы отвернуться от нее. – Признайся, жизнь этого человека тебе наскучила.

– Конечно, мне было скучно, – отстраняясь от Блайт еще дальше, сказал он. – Человеческая жизнь тосклива по своей сути. Люди рождаются, учатся, любят, а потом всегда умирают. Не стоит осуждать меня за желание нарушить монотонный ход истории, которую я видел бесконечное количество раз.

В уголках его глаз пролегли морщинки недовольства, которые почему-то показались Блайт знакомыми. Как и весь этот разговор.

– Я понимаю, тебе хочется урагана чувств и эмоций, – сказала она ему, вспоминая о картах в кабинете отца и местах, которые надеялась когда-нибудь посетить. – Но это не значит, что ты не должен уважать и другие истории тоже. Не стоит пренебрегать тихой спокойной жизнью, которая делает человека счастливым.

Арис проигнорировал ее слова, откинувшись на спинку кресла, будто сливаясь с ним. Хотя Блайт знала, что безопаснее всего было бы уйти от разговора и оставить мужа в покое, она не смогла удержаться от вопроса, который так и рвался наружу.

– Могу я посмотреть, как ты плетешь еще один гобелен?

– У тебя будут соображения и по поводу него?

– Скорее всего. – Блайт расправила юбки, оттягивая подол от босых ног. – Я высказываю свое мнение по многим вопросам.

– Да, я начинаю понимать это. – Пусть и не сразу, но гобелен на коленях Ариса исчез в косом луче света, и на его месте появилось чистое полотно. В тот момент, когда он коснулся краев, тени заострили и без того резкие черты его лица. Держа иглу в пальцах, он помедлил, прежде чем взяться за дело. Его взгляд метнулся к Блайт, затем снова к гобелену, и, тихо вздохнув, Арис опустил иглу. В тот же миг краски начали переливаться.

Блайт опустилась на колени рядом с Роком судьбы, перегнувшись через подлокотник кресла, чтобы лучше видеть. Она была загипнотизирована танцем иглы и серебристыми вспышками, которые переливались цветами быстрее, чем она успевала уследить. Наблюдать за Арисом было все равно что наблюдать за самым необычным представлением, и Блайт ловила каждое ловкое движение его пальцев. Ей потребовалось немало времени, чтобы заметить, что этот гобелен и близко не был таким же ярким, как предыдущий. Тут преобладали серые и темно-сливовые тона, в конце концов переходящие в черный. В то время как предыдущий гобелен простирался до пола, этот едва доставал Арису до колен.

Блайт понимала, почему его лицо стало таким мрачным. Понимала, почему он медлит, прежде чем нежно провести пальцем по последнему черному шву.

Девушка положила руку Арису на плечо.

– Ты не можешь его изменить? – Хотя она старалась говорить без укора, плечи Рока судьбы все равно напряглись. Он крепче сжал иглу.

– Вопрос не в том, могу ли я. А в том, должен ли. – Блайт отдернула руку, услышав резкость в его голосе. – Не каждому дано состариться. Не каждому дано любить или быть любимым в ответ. Иногда мир бывает жестоким.