– Тебя зовут. Идешь?

Я смотрю в его большие глаза, запускаю руку в седую шерсть на холке. Это так приятно. Чувствовать с ним одно и то же, радоваться, грустить… вспоминать, как ты все детство провела, играя с ним в догонялки между вековых баобабов, которые переплелись и корнями, и ветвями. Как он рассказывал тебе истории о твоем деде, когда ты была еще совсем мала – как он рисовал, как путешествовал, как, в конце концов, змей вернул его домой, не обманув… А когда она стала старше – были истории о других мирах, о других людях, которые делились на «себе на уме» и «другим на уме». Это определение всегда забавляло ее… Еще так недавно мудрый лис сам носился за ней, неугомонной девчонкой, по мирам, уже не играя с ней, а просто присматривая, как бы чего не выкинула ее детская душа. Как в том баре, и еще в тысячах мест…

– Иду… Конечно, иду, – и я просто обняла его, словно большую мягкую игрушку. Его сердце стучит взволнованно – обратный отсчет, который ведут все, но все молчат.

– Мы встретимся. Как было с твоим дедом. Как было с твоим отцом, – его голос дрожал. – Мы еще встретимся, и ты расскажешь мне уйму удивительных вещей, случившихся в твоей жизни. И помни: мы в ответе…

– …за тех, кого приручили.

Он кивнул довольно и с важным видом – научил меня главному. Мы направились к двери, он – чтобы исчезнуть, вновь, а я – чтобы ответить на вопрос, на который никогда не давала себе ответа.

Сейчас. Я отправляюсь сейчас.

Укуса змеи я почти не почувствовала…

Всегда приятно после тяжелого рабочего дня, пройдясь по вечернему морозному городу, зайти в любимое кафе ду Трокадеро, заказать кофе, а в такой день – возможно, что и покрепче. Сидеть перед окном, ловить глазами нарядные огни Эйфелевой башни, наблюдать за прохожими – и вспоминать, вспоминать, вспоминать… Будто прошлую жизнь. И вдруг – заметить рыжее пятно, мелькнувшее по ту сторону стекла, по ту сторону тепла. И засмеяться.

– Как вас зовут, принцесса? – мой смех привлек молодого привлекательного человека, истинного француза. Его слова, его вопрос звучали с той восхитительной интонацией, которой я так никогда и не научусь. И он сел напротив.

– Кофе? – и я улыбающимся взглядом попросила принести еще одну чашку. Он тоже улыбнулся.

– Вы так и не ответили на вопрос.

– А вас как зовут? Уж не Антуан ли? – я спрятала улыбку за чашкой. Видя его недоумение, поняла, что лучше дать подсказку.

– Вы бейдж не сняли. Трудный денек выдался?

Он смущенно отстегнул от пиджака свое имя и должность, зажатые в пластике, и спрятал их в карман.

– А вы наблюдательны, – он смотрел на меня, как тот пульсар, а я готова была взорваться, как…

Принесли кофе.

– Зовите меня Литл. Просто Литл.

Звук с намеком на тихий звон, в тишине, легкий и короткий, настойчивый, но слабый.

И вновь.

Тук.

Тук.

И еще.

Тук.

Бумажная душа хочет вырваться на волю, раз за разом устремляясь к осколку голубого неба, кусочкам крыш и штрихам ветвей, но что-то невидимое держит ее, преграждает путь – и который раз отброшена назад, чуть примята обстоятельствами, но вновь выпрямляется. Должна же быть лазейка…

Тук.

Тук…

…Ей всегда приходится бороться с тем, что она взваливает на себя слишком многое, строит больше планов, чем может выполнить. Она живет так быстро, что не замечает зимы вокруг, эмоций и чувств, устремленных в ее сторону. Она задает себе один и тот же вопрос, когда есть время задаться вопросом.

Живет ли она реальностью?

Ее скашивает простуда, почти на стыке холодного и нежного цвета, бросает на простыни, оставляет одну. В комнате сумрачно, тихо, настороженно. Шепоты по углам. Тени затаились и чего-то ждут – то ли у них такая привычка, то ли она должна сделать что-то такое, что должно перевернуть их существование.