– Еще как.

Снова засмеялась.

– Пойдем, темнеет, да и надоели, видно, мы Ей. Слышишь, как недовольно шепчет листьями? – она нарочно распихала ногой страницы Осени. – Пойдем.

– Но куда?

– Полетим?

– Мы думаем об одном и том же?

– Наверное. Хочу на Луну. А может и дальше…

– Полетим. Но на Луну пускают только по именам. Даже эльфиек с листьями в ночных волосах.

– Спросил все-таки. Я ждала: ну когда же…

Склонил голову, улыбаясь.

Она посмотрела на Луну, словно спрашивая, правда ли это?

Луна кивнула.

– Летим. И, раз уж нужно имя… зови меня Эл.

– Настоящее?

– Кто знает, – она загадочно улыбнулась. – Но эльфы бы не были против. Я почему-то знаю.

– Ну тогда держись крепче, Эл.

Осень недовольно пробурчала что-то неразборчиво, заглушая наш общий смех, наполненный лунным свечением. Ветер все-таки сорвал листок из ее волос и унес.

Быть может, он догонит нас, там, на Луне. Кто знает…

Я живу совсем на окраине, какие бывают, пожалуй, в каждом крупном городе. Жизнь здесь не бьет ключом, солнце не светит ярко, освещая миры и мирки, нет шума магистралей и толпы. Просто – тишина. Ее слушаешь, но ухо нет-нет, да и словит обрывки радиопередач, слова песни на языке, которого ты не знаешь, звуки рекламы непонятных и ненужных вещей, а чаще всего – просто шипение, статику, помехи… Ужик, свернувшись спиралью звезд, иногда шипит сквозь сон, Ему снятся наши планеты, все цвета солнц, больших и малых, рождающихся и умирающих. Да, умирающих. Тогда сквозь сон он и шипит – вздохнет об утрате, которая так понятна нам всем, особенно тем, кто, как и я, отсюда. С окраины неба.

Сижу сейчас у себя в комнате, на подоконнике, поджав по-турецки ноги, считаю карликов и гигантов, красных и белых, вспоминая странные детские считалки, помогаю себе рукой перебирать светящиеся точки, чтобы не ошибиться: где побывала, где погостила, а где меня пока еще только ожидают увидеть… Похоже, для нашей семьи это стало традицией. Уходить из дома, чтобы найти, чтобы понять, чтобы научиться чему-то… Дед часто рассказывал мне о Тонио – так он называл своего друга, научившего его многому, а я слушала, раскрыв рот. И не глядя разворачивала очередную конфету, которую толкал мне лапой лис. Он тоже слушал, иногда вставляя свое веское слово, а дед согласно кивал головой. Старый добрый лис…

…Пульсары подмигивают, а сверхновые вспыхивают румянцем – я вспоминаю, как пью виски со льдом из холодного стакана, от которого покалывает пальцы, и наблюдаю за ними сквозь стеклянную крышу бара. Пьяница, которого все так называют уже просто по привычке, ловко вертит напитки в руках, смешивая космические коктейли по заказу постояльцев, замечает мой взгляд.

– Постоянно флиртуют, не угомонятся никак, – он смеется, но кашель обрывает смех. – Но они, пожалуй, лучшее украшение этого неба, а?

Я только киваю, потому что Пьянице говорить что-то необязательно – поймет тебя и по молчанию. Но поделиться мыслями хочется. И я делюсь. А лис, сидя на стуле за столиком в углу, деловито листая свежий выпуск Либерасьон (где только достал, рыжий хитрец?), смотрит на меня укоризненно поверх страниц. А я ему язык показываю и улыбаюсь. Хозяин бара, выслушав меня, задает вопрос, который мне так не нравится. Ну не знаю я, что ответить! Не ответила ни Королю, побывав у него на каникулах, ни Счетоводу, открывая свой первый счет в банке…

– Когда ты отправляешься?

Я посмотрела на него, только качнула головой неопределенно, а он не стал больше приставать с этим…

Скрипит дверь, я отвлеклась от подсчета звезд и знакомых. В сумраке комнаты лис, смешно шевельнув ухом, подошел ко мне, ткнулся носом в бедро, заставляя слезть с окна, обернуться к нему.