Но она уже не слышала. Она уже шла к столику, где, так и не сняв пальто, несмотря на тело заведения, сидел мужчина, глядя в окно. А потом повернул к ней голову.

…Движемся назад…

Она села рядом, тоже так и не сняв куртку, прижалась к нему… и заплакала…

– Я тебя нашел. Я тебя нашел…, – повторял он, успокаивая ее. – Ты моя самая большая удача… как если бы я увидел…

– …кита на берегу, – она подняла на него мокрые глаза, и он улыбнулся, вытер ее слезы большими пальцами.

– Хвалреки, – их одновременный шепот слился в одно слово.

Нельзя сказать, что это было неожиданно, но она ощутила себя счастливой, как никогда в жизни. И больше не боялась…

Несколько часов спустя, после прощания с Виком, она тихо дремала в самолете Айслэндэйр, летевшего рейсом в Копенгаген. Укрыв ее пледом, он с улыбкой наблюдал за ней, видящей во сне прекрасные просторы Исландии…

– Способны ли мы передать эмоции, лишь прикоснувшись к человеку? Думала об этом когда-нибудь? Этакий заряд, импульс из тела в тело? Насколько сильным должно быть прикосновение? Или достаточно лишь легкого намека? Нужно ли ощутить тепло кожи или хватит и того, что дотронулись до одежды, слегка обняв? Что если наше настроение, наши эмоции – это такие же материальные конструкции, как и все, нас окружающее? Состоящее из положительно и отрицательно заряженных частиц…

– Чего замолчал?

– Подумал о Броуновском движении. О тех минутах, когда хаос наших душ одерживает верх над мыслями, управляет ими, как захочет…

Как тебя зовут? Постой, не говори, не надо…

Ее красные губы открылись и закрылись в непонимании, недоумении.

– Почему не говорить?

– Мне хочется думать, что ты та, которую я помню.

– Что, прости?

По крыше стелется вечер. Струны антенн режут месяц на куски, словно лимонный пирог. Не хватает чая.

– С ума сходишь?

– Все может быть. Почему спросила?

– По лицу видно.

– На себя посмотри, – усмехнулся.

– По мне что ли? – проигнорировала улыбку, затуманила глаза.

Неконтролируемое напряжение чуть заметно сковало лицо. Улыбка осталась, но – натянутая.

– Дай-ка сюда, хватит тебе курить, – пришлось вырвать сигарету прямо у нее изо рта, за миг до поднесенной горящей спички. Огонь нервно дернулся, убедился, что больше не нужен и убрался восвояси, оставив сладковатый запах дыма. Впрочем, вернулся сразу же – сигарету закурил я сам. Затянулся, расслабил взгляд. Красное мерцающее боке в осенней темноте.

Светофор.

Красный…

Я подняд голову. Грязная луна.

Желтый.

А третий?

Поглядел на нее, недовольную.

Почти неразличимый во мраке зеленый ее сверкающих эйфорией глаз. Сразу и не поймешь: можно идти или остаться на месте? Застыть в ожидании, подаренном луной, или все же рискнуть, рвануться вперед?

Бросил сигарету.

Рванулся.

Авария.

Губы столкнулись с губами.

Казалось, мы обошли все улицы и переулки Лета, побывали во всех его уголках, наполняя их теплом наших внутренних миров. Мы гуляли где хотели и когда хотели, отдавая себя чистым эмоциям, а эмоциями наполняя друг друга. Мы были вином с многолетней выдержкой, мы были коктейлями в жаркую погоду, мы были… мы были… мы были…

Мы… есть.

Лето распрошалось с нами. Снами. Вспоминаем его, закрыв глаза, прижавшись друг другу в постели или стоя, обнявшись в темных тупиках Осени. Сильно зажмурившись, мы вновь представляем его и нас прошлых. Мы были безумны, той странной формой безумия, когда внутри летают бабочки. Да еще и вырваться хотят. Знаете? Наверняка выпускали на свободу целые стаи этих легких и нежных существ, влекущих за собой шлейф чувств…

– Открой глаза.

– Открыл.

– Да я вижу, – засмеялась звонко и счастливо, подняла кленовый листок и засунула себе в волосы. – Буду эльфийкой. Похожа?