– Это трудно объяснить… И долго… И не хочется… Я устала. Ну, поверь, все было чудесно.

– Скажи еще, что ты мне благодарна, – невесело пошутил Никита.

– Мы завтра поговорим. Приходи, я угощу тебя завтраком. Если тебе не надоела яичница.

– Завтра я буду учить тебя плавать.

– Посмотрим…

Он поцеловал ее, поднялся и ушел. Вчерашней ярости и обиды не было. Но его одолевали вопросы. Почему она так хладнокровна? Большинство женщин, которых он знал, обязательно привносили в интимные отношения какие-то чувства. Привязанность, ревность, любопытство, тщеславие, иногда даже любовь или то, что они принимали за любовь. Все они требовали каких-то обязательств. А Нина занималась сексом чисто по-мужски: без сантиментов, без любви, лишь бы получить удовольствие.

Вот только… она не получала удовольствия, хоть и уверяла, что ей хорошо и что больше ей ничего не нужно. Но днем она не производила впечатления хладнокровно-циничной особы. Никита вспомнил, как она бросилась в воду за псом, как увлеченно танцевала, как слушала его рассказы о море, как спорила с ним… Загадочная женщина. Сфинкс.

Он поклялся, что разгадает ее тайну. Чего бы ему это ни стоило.

Утро выдалось пасмурное, стал накрапывать дождь.

– По-моему, пляж накрылся, – заметил Никита, когда Нина покормила его завтраком. – Зато сегодня как раз удачный день, чтобы посмотреть кино. А потом съездим на рынок.

Нина сказала, что у нее еще есть рыба, но Никита заявил, что хочет мяса с кровью.

– Ладно, – согласилась она, – сделаю тебе бифштекс по-суворовски. Только погоди, мне еще надо вычесать Кузю.

Никита остался понаблюдать. Кузя стоял смирно и переносил операцию стоически.

– А ему не больно? – не выдержал Никита.

– Нет, не больно. Померанских шпицев полагается вычесывать каждый день, – ответила Нина.

Он заметил, что она складывает очесы в полиэтиленовый пакет, и, когда экзекуция была завершена, предложил пойти выбросить его в мусоросборник.

– Выбрасывать Кузину шерсть?! – возмутилась Нина. – Да ты с ума сошел! Я из нее вяжу. У меня все друзья и знакомые, можно сказать, одеты в Кузю. Собачья шерсть очень теплая. И от ревматизма помогает.

Никита опешил.

– Но ведь… чтобы вязать, нужна нитка…

– Точно подмечено, – усмехнулась Нина. – У меня дома есть прялка.

В этот день она была в легинсах и свитере, поверх которого накинула кардиган. Все это было выдержано в одной цветовой гамме: от шоколадного до золотисто-коричневого и цвета топленого молока.

На крыльце Никита отдал ей свою ветровку.

– А как же ты?

– Обойдусь. Дождик совсем слабенький.

Она прицепила к ошейнику поводок, и Кузе, норовившему вновь преодолеть живую изгородь, пришлось идти через калитку.

Войдя в дом, Нина отцепила поводок и попросила:

– Дай ему побегать, он должен привыкнуть к новому месту.

– А я что, против? Пусть бегает. Я с ним уже сроднился.

Он провел ее в комнату, где у него был домашний кинотеатр с огромным плоским экраном на стене и множеством колонок. Другую стену занимали стеллажи с дисками, третью – мягкий диван со спинкой.

– Что будем смотреть? – спросил Никита.

– «Касабланку».

– Ты же недавно видела.

– Ничего себе «недавно» – два года назад! И потом, это был цветной вариант. Значит, не в счет.

– Ладно.

Никита нашел нужный диск, вставил его в прорезь, и они посмотрели «Касабланку».

Когда Хамфри Богарт произнес историческую фразу: «Это может стать началом прекрасной дружбы», и герои растворились в мареве пустыни, Никита взглянул на Нину. Она сидела со слезами на глазах! Он придвинулся и обнял ее за плечи.

– Хочешь, посмотрим еще что-нибудь?

– А у тебя есть еще что-нибудь с Боги?