– Пускай слова ничего не изменят, тем не менее, хочу, чтобы ты знал: мне искренне жаль. Потерять отца в столь раннем возрасте большая трагедия.

– Не могу поверить, что люди способны на такое. Они все убийцы! Каждый, кто радовался их смерти! – я весьма удивлен, что способен вернуться в этот мир и продолжить с кем-то разговаривать, не теряя смысл разговора. Удивлен тому, что добровольно вернулся к людским проблемам, не теряя при этом чувства невесомости.

– Такими их создали Боги. Они не ведают, что творят.

– Как Боги вообще могли такое допустить?

– Они сделали это специально, чтобы стадом было легче управлять.

– Я не вижу в этом смысла.

– Им нужно было дать людям возможность выплескивать свою жестокость друг на друга, чтобы они не начали выплескивать ее на что-нибудь другое. Стравить и манипулировать – всего лишь один из рычагов контроля.

– Я в это не верю! Это не может быть правдой! Мы верим Им, молимся Им, а Они с нами так поступают? Я не верю в это… просто не могу поверить.

– И правильно делаешь, что не веришь в безумный бред старика, что давно уже выжил из ума.

– Почему вы так про себя говорите?

– Потому что нет ничего хуже, чем зная истину, жить во лжи и не иметь возможности что-либо исправить.

– Вы могли бы начать сопротивляться. Научить людей истине.

– Нет, я, пожалуй, слишком стар для такого. А даже будь я молод и не подумал бы сопротивляться. Боги не прощают такой дерзости.

– А разве бездействие – это хорошо?

– А разве плохо, если ты все равно ничего не изменишь?

– Не знаю.

– Вот и я не знаю, но, думаю, все же будет лучше жить, чем по-глупому погибнуть, так и не принеся никакой пользы.

Сидеть в грязи становится холодно, а мне так не хотелось уходить. Рядом сидел этот старик, имени которого я даже не знал, и мы с ним о чем-то говорили, смысл чего я слишком смутно понимал, чтобы у меня получилось вникнуть во всю суть разговора, но разговор мне все же нравился.

– Знаешь, Аарон, я, наверное, пойду. Начинает холодать, а чего мне уж точно не хватало, так это заболеть на старость лет то.

Старик начал вставать и делал он это долго, старательно изображая старческую немощность.

– От куда вы знаете мое имя? – спросил я, когда после двух минут мучений он так и не поднялся.

– Нет, не говорил, – кряхтит, как может, а сам даже не вспотел. – Я просто знаю его и все. Приятно было познакомиться… и поболтать. Удачи тебе, не злись и не переживай. Живи по теченью, а не против и будет тебе счастье, – он наконец выпрямился и, слишком сильно опираясь на палку, стал медленно уходить, но пройдя пару шагов обернулся. – Если ты все же хочешь узнать от куда я знаю твое имя, то могу угостить тебя вкусным чаем. А то небось уже окоченел в этой луже.

И действительно… холодно.

Сказать, зачем я согласился, я точно не мог. Как вообще я смог ему поверить, после того, что случилось с Зайрой? Просто невероятно, но своим присутствием старик каким-то образом успокаивал бурю внутри меня, а мне не хотелось от этого отказываться.

Пройдя бесчисленное количество раз мимо его дома, я никогда раньше его не замечал, что совершенно не было удивительным, ибо его маленький и серый домик, можно даже сказать, халупа, сливалась с тенью двух домов гораздо больше, между которыми он оказался зажат. В результате чего он оказался практически полностью скрыт от посторонних глаз, что только было на руку его владельцу. Финеес, так он представился мне, привык жить в уединении. Признаться, я не заметил его и сейчас, не замечал до самого последнего момента. Только оказавшись у самых дверей, я понял, что это не просто чей-то брошенный сарай, а самое настоящее убежище затворника. С затворником я, конечно, переборщил. Трудно им быть, живя по середине единственного в мире города людей. Хотя ему это практически удалось.