– Да, на небе родственнику подарю, сувенир. Мы долго не вмешивались. В двадцатом-то веке много трагедий, не успевали справляться со всем. Лишь под занавес семидесятых остановили часы. Но Смерть достаточно постаралась.

– То есть, смерть обладает сознанием и специально старалась забрать к себе души?

– Естественно. – В зрачках метнулась гроза. – У неё огромная жажда власти. Нынче она не здесь, а в более людных местах, но…

– А души, значит, как мелочь, закатившаяся к ней за комод. И чтобы туда подлезть, надо вовремя полезть.

– Правильно. Молодец… Мы попробовали как-то вызволить одну душу в другое время. Теперь это призрак, кажется, не имеющий шансов, всех пугающий, пускай и прекрасный. Невыносимая горькая наша глупость. Мы надеялись, что исправим ошибку, да увы. Часы не идут столько лет, а законы их продолжают действовать. К душам надо подлезть в их временной зазор, это просто логично. В случае с той душой, вызволенной в пять вечера, ангельская жидкость, конечно, отчасти сработала. Душа нынче может гулять по всей голубой планете, но ей от этого не легчает.

– Да, я всё понял. А, стойте. Когда я пойду вызволять, не будут ли души гулять где-нибудь да не там, где умерли?

– Нет. Они стремятся ожить, интуиция им подскажет оставаться на месте.

– Ладно.

– Давайте дорасскажу про Зою.

– Давайте. Хоть теперь и боюсь угробить её.

– Не бойтесь. Вы справитесь. – Поручительница коснулась дяди-Лёшиного плеча предрассветным взором. – Когда она появится, отведёте её в четвёртый подъезд Пантелеевского дома. Вот код от подъезда. – И ангел протянула вызволителю клочок бумажки с цифрами. – А там вас проводят.

Сторож снова впал в панику:

– Ирина, вы только не обижайтесь, не понимаю: почему те, которые помогут и проводят, сами не могут вызволить души?

– Потому же, почему и я не могу. Именно вы должны это сделать, обычный живой человек.

– Я хочу вам помочь. И не знаю.

– Вы всё узнаете по ходу дела, обещаю.

– Хорошо, я вызволю Зою, а что потом?

– Потом я снова к вам спущусь. – Иеремиила посмотрела на трубы. – Пора возвращаться.

– Да. И мне пора.

Они повернули к ТЭЦ и через три погасших фонаря обнаружили себя у ворот.

– Проводите меня до корабля, – попросила Ирина, вновь обретая сходство с паром.

Сторож понял и проводил. Ему поклонились сдержанно:

– До свидания.

Иеремиила нырнула в дверь и показалась на крыше, у крайней правой трубы. Дядя Лёша, смущённый поклоном, смотрел, как явившаяся поднимается по ремонтной лестнице, ускоренно превращаясь в точку, но всё же успел заметить, что в какой-то момент она ступила на небо. И – всё. Исчезла.

– Не бывает… такого.

В ухо чирикнула птица.

– Господи, – отшатнулся сторож. – Птица откуда?

Закурил, закашлялся, распределяя по карманам курево, бутылочку и бумажку с кодом, думал о случившемся и понимал, что обязан выполнить просьбу ангела. И не сомневался, что справиться не сможет. Что самое жуткое, мгновенно забыл, как Иеремиила выглядит. Вплоть до цвета волос. Без нимба ведь. Без перьев.

А Сеня на посту разливал чай:

– Что с тобой? Ты что, ангела встретил?

Дядя Лёша недоверчиво посмотрел на него:

– Да что ты вечно ерунду какую-то мелешь.

– Точно! Встретил! – заржал Сеня.

– Да помолчал бы.

Следующее дежурство настало через ночь. Курильщик явился на работу в волнении. Сегодня он, где-то около одиннадцати, должен был отлучиться «по личному делу».

III. Вызволение первой души

Дядя Лёша вышел на Пантелеевку и, в ознобе, направился к полувыселенному двадцатому дому. У краснокирпичного деда с квадратной аркой во двор проверил бутылочку с жидкостью, пристроенную в левый карман с куревом, и не менее важный клочок бумажки, лежащий в правом. Ангельские часы сдавливали запястье. Сторож прокашлялся и углубился в арку. Во дворе лохматилась темнота, и он долго не мог определить, какой подъезд нужен. Наконец, догадался. Подъездная дверь ошарашила фактом закрытости наглухо. Будь на ней нормальный кодовый замок – подобрал бы… Нет. Минутная стрелка часов приближалась к цифре четыре. За пятнадцать новых минут сторож выкурил пять сигарет, осмотрел доступные окна, решая, в какое стучаться. Волны озноба зашкаливали.