Он плохо запомнил церемонию, особенно после своей речи. Единственным, что намертво отпечаталось в разуме, стало жаркое полуденное солнце, пустой гроб, сиротливо лежащая внутри него брошь и цветы. Целое море белых цветов. Они были повсюду. Удушающий аромат заставлял голову кружиться, а в глазах – рябить. Теплый ветер ничуть не согревал, а лишь иссушал глаза, из которых так и не пролились слезы. Плач – удел детей. Калеб больше не имел на это права, ведь внезапно стал не просто взрослым, а самым важным человеком империи. Он осознал это трижды. В первый раз, когда клал цветы в пустой гроб, установленный рядом с гигантским портретом отца. Во второй раз, когда ему на плечи опустили алый плащ, расшитый мехом, а на голову водрузили корону. И в третий раз, когда мать, взглянув на него, сухо пожелала успехов в новой роли.

Ни поддержки, ни сострадания он не получил. Его одаривали лишь давлением, ожиданием и требованиями.

Бумаги, стратегии, жалобы, совещания, вести с дальних рубежей и военные отчеты – всё это свалилось на него, погребая под собой. Калеб спешно пытался вникнуть в дела империи и с помощью советников – принять верные решения. Главной проблемой стало поражение при Рипсалисе. Причем не столько, как грязное пятно на репутации, сколько повод для соседних королевств нанести удар исподтишка. Смерть императора открыла двери для всевозможных тайных заговоров и теневых игр. Калеб знал, что рано или поздно подвергнется атаке, призванной убить его, чтобы окончательно ввергнуть страну в хаос, но пока не знал, откуда мог прийти удар. Осведомители уже донесли, что в некоторых королевствах собирались войска. Если бы они объединились в союз и выступили против империи, мог вспыхнуть новый затяжной конфликт. Чем бы он кончился, невозможно было предсказать.

Погибая под горами бумаг и отчетов, Калеб не мог найти времени, чтобы навестить верного друга. Лишь когда он утомился настолько, что перед глазами заплясали буквы, а верные телохранители стали обеспокоенно переглядываться, он позволил себе прерваться. Возвращаться в покои не хотелось. Несмотря на то, что там всё спешно переделали, каждая деталь напоминала об отце. Калеб помнил, как ребенком забегал туда по утрам, чтобы позвать его на прогулку, а тот улыбался в лучах восходящего солнца. Нет. Идти туда не было сил.

Калеб покинул рабочий кабинет и вышел во внутренний парк. Солнце давно скрылось за горизонтом, и всё вокруг освещали магические фонари. Он уверенно, пусть и устало, направился по дорожке мимо фонтана и изящных статуй. За ним безмолвными тенями последовали охранники. Ночной воздух – чистый и прохладный – наполнил легкие, а стрекотание ночных насекомых немного утихомирило мятущуюся душу. Впереди, в самом дальнем углу, показалось небольшое строение. Это было стойло, предназначенное для его личного гиппогрифа – Бланша.

– Ждите здесь, – негромко приказал Калеб, открывая дверь.

– Есть, Ваше Величество.

Охранники застыли на месте, и он вошел. Внутри оказалось теплее, и несколько слабых кристаллов освещали просторный загон. На стойке сбоку висели седла, рядом с ними расположились попоны, а на специальной полке – расчески и прочие полезные вещи. В воздухе висел стойкий запах трав – особых лекарственных настроев, которые ежедневно готовили придворные маги. Гиппогриф нашелся на лежанке у стены. Красивый, путь и достаточно маленький для своего вида, он безмятежно спал, глубоко дыша. Белые перья струились по крыльям, иногда перемешиваясь с коричневыми и образовывая загадочный узор. На передних лапах, похожих на птичьи, лежала голова, увенчанная мощным клювом. Яркие золотые глаза были закрыты.