Насколько я помню, бабушка была довольно неласкова и к внукам, и к нему. Работа в огороде, рыбалка, уход за животными, засолка и прочие заготовки – вот что по-настоящему занимало ее. Готовила она очень вкусно. Если к нам приезжали гости, то столы ломились от количества блюд, а в летней кухне постоянно дымились тазы с вареньем, сверкали ряды банок для засолки и маринадов, бачок с летним квасом дожидался жаждущих в холодном погребе. В конце застолья пелись украинские песни – когда-то бабушка была в хоре запевалой.
Была у нее маленькая страсть – мороженое. Когда его привозили в магазин, я бежала туда с трехлитровой стеклянной банкой. На велосипеде я ездить не рисковала: его могли украсть, поэтому булок пять хлеба, а еще мороженое или масло в больших банках я просто несла на себе. Воду мы набирали на колонке и возили домой в огромных бидонах на специальных тележках. Так делали все, и мы, дети, хоть и не любили эти обязанности, должны были помогать взрослым.
Когда дед с бабушкой возвращались с рыбалки, они взвешивали свой улов. Тогда к нам подтягивались соседи: посудить, где рыба ловится, а где нет. Если улов деда перевешивал, то бабушка обижалась и говорила, что больше на «это чертово озеро не поедет, сказала же, что надо было ехать на реку». Дед только хмыкал, пряча улыбку. Если же старенький безмен показывал перевес в бабушкину пользу, то он чертыхался и заявлял, что «ноги его больше не будет на этой реке, говорил же, что самый клев на дальнем озере». Бесплатный концерт для соседей заканчивался, когда оба садились чистить рыбу для заморозки, жарки или ухи. Для меня дед обычно привозил сомика: нежное мясо без костей я очень любила.
Сейчас я понимаю, как много любви дал мне дед. Испытав на себе, как мужчина может любить и заботиться, на меньшее я уже никогда не была согласна. Отец мой был более суров в этом отношении. Помню, как он учил меня плавать – отнес на середину реки и бросил в воду. Я, конечно, выплыла, но было страшно, хотя он и стоял рядом.
Дед часто баловал меня подарками. Например, купил шикарный белый портфель, какого не было ни у кого в школе. А велосипеды мои менялись каждое лето, хотя после трех месяцев моей езды старый так и так уже никуда не годился.
Первая операция – спасаю жизнь коту
Лето, полное событий, закончилось, и я вернулась в Тетюхе, к родителям. Милое название Тетюхе произошло, предположительно, от китайского словосочетания: «Долина диких кабанов». В Приморье, в отрогах горного хребта Сихотэ-Алинь, раньше действительно водилось много кабанов. А маньчжуры, выходцы из Северного Китая, жили и охотились в этих местах. Позже поселок стал городом и был переименован в гордый Дальнегорск. Как же много их в России: Дальнегорсков, Высокогорсков… А Тетюхе осталось только в моем свидетельстве о рождении.
Когда я приехала домой, то увидела, что наш толстый флегматичный сибирский кот Бонифаций отказывается от еды, но орет голодным басом, сидя над миской.
– Похоже, у него шатается зуб. Вот он и не ест, – озабоченно сказала мама.
Боню мне было жалко. И, когда родители куда-то ушли, я отловила кота, принесла в родительскую спальню, удобно уселась на кровать и зажала его между коленями. Обленившийся и ни о чем не подозревающий сибиряк не возражал, так что я раскрыла ему пасть и ощупала все зубы. Клык действительно шатался.
– Будем удалять, – важно заявила я пациенту, ухватилась за клык и дернула.
Кот взвился, в низком полете совершил два круга по комнате, сбил мамин любимый кактус и дал деру. Я осталась сидеть на кровати с окровавленным клыком в руках.