Подруга находилась с противоположной стороны ямы, куда погружали гроб. Я, скованная в передвижениях, лишь смотрела на Свету с сочувствием. Большего позволить себе не могла. Не дергать же мать или Сергея во время церемонии погребения, чтобы они докатили меня до подруги. А Феликс, на вид ничем не омраченный, даже если бы захотел, то не дотолкал бы мою коляску.

Поэтому я, оглушенная молитвой и напуганная сырой землей, нас с подругой разделявшей, смиренно ждала, когда все закончится. Из редких перешептываний я поняла, что хоронят старика. Однако причиной основной неловкости все же оказался не мертвый.

Сергею нужна была помощь с моей коляской, не везде на кладбище можно спокойно катиться. Вызвался, конечно же, самый неподходящий человек – Руслан. Теперь он стоял рядом со мной и косился на плед. Постоянно замечала его взгляд на себе, но когда я смотрела на бывшего в ответ, он отворачивался. Если бы не обезбол, усмиряющий не только физическую боль, но и сознание, то я бы не позволила себе такой дерзости. Я это осознавала, но мне было почти все равно. Сейчас, по крайней мере.

Я испепеляла его изможденное лицо раздраженным взглядом. От неясности происходящего все казалось ненастоящим. Я будто смотрела на все со стороны. Вот гроб в земле. Сергей повез меня к машине. Вот он поднял меня и усадил на сиденье, Руслан в это время держал коляску. Пока я корежилась от боли, коляску унесли к багажнику. Дверца хлопнула. Затем другая. И еще одна. И вновь хлопок, вибрацию от которого я почувствовала каждым кусочком обожженной кожи.

На заднем сиденье внезапно стало теснее обычного. Ко мне прижался Феликс. За ним сидел Руслан. Сергей завел машину, и мы тронулись. Я, возможно, умом. Потому что более странного утра и представить не могла. И, видимо, чтобы добить меня, заговорил Руслан:

– А что у вас случилось?

Сергей неловко кашлянул, но от дороги не отвлекся. Я сидела за сиденьем матери и видела, как та отвернулась к окну. Феликс любопытно смотрел на меня. Ему, скорее всего, как всегда, ничего не рассказали, и он ждал момента, чтобы задать вопросы. Мне же сказать нечего. Я ничего толком не знала.

Оставшиеся сорок минут ехали молча. Я не спрашивала куда. Остановились мы уже за городом. Вдоль высокого забора парковались гости. Нам же открыли ворота. Наш автомобиль приближался к трехэтажному дому, распластавшемуся среди соснового леса. Несуразный, вычурный. Постройка словно пыталась поглотить все вокруг. Казалось, деревья находились слишком близко к стенам.

Пока меня вытаскивали и усаживали в кресло, я пялилась на красный кирпич. Рамы окон коричневые, – пластиковые «под дерево». Видимо, хозяева дома хотели, чтобы дом подходил природе. Замысел не сработал.

Я ежилась от того, как неуютно было. Хуже чем на кладбище. До ступеней меня докатил Сергей. Дальше мать протирала колеса. Дорожка чистая, поэтому разобрались быстро. С коляски снимать меня не стали. Передние колеса поднял Руслан. Сзади коляску держал Сергей. Я до сих пор не понимала, зачем так мучиться ради меня. Могли и в больнице оставить. Но все упорно продолжали страдать и пытать меня за компанию.

Входная дверь открыта настежь, поэтому меня внесли сразу в дом и поставили на пол уже в холле. Народу собралось много. Не все из них ездили на кладбище. Наша компашка прошествовала до столовой. Длинный стол накрыли как на праздник. Никто не плакал. Если бы не траур, то я бы засомневалась, что попала на похороны, а не старушечий день рождения.

Коляску подкатили сразу к столу. Если не можешь ходить, то никакого тебе мытья рук после улицы. Поэтому на еду я только смотрела. Сергей бросил меня, как только с ним поздоровались. Он быстро забыл о семье, когда на горизонте замаячило обсуждение работы. Рядом со мной сел Феликс, за ним мама, которая устало объясняла, что кутья – это традиционное блюдо, а не вольность ленивого повара. Брат морщился. Не верил.