Во второй карете следовала, виновница события – супруга графа Беатрисса Рената, с фрейлинами. В третьей – высокие сановники. В дорогу взяли троих.

Все трое путешествовали в сопровождении исключительно фавориток, поскольку жены в связи с малолетством отпрысков не могли составить им компанию. У камер-канцлера Альбрехта фон Хундевайда сыну исполнился только год, а дочери гофмейстера Дитмара фон Офрод – полтора. Третьим в их компании был капитан мушкетеров Стефан фон Энебюрг, семнадцатилетний юноша, получивший высокий чин по протекции. Он был не женат и тоже путешествовал с фавориткой. Только в отличие от своих женатых спутников, которых тянуло на молоденьких, его фаворитке Ханне Кудрявой, было уже под тридцать. Она имела рубенсовские формы и ярко выраженные материнские инстинкты, по отношению к своему любовнику. В этой карете было веселее всего и занавески были постоянно задернуты. Карета сотрясалась не только на остановках, но даже на ходу. Оттуда регулярно слышались выкрики: «Меняемся!» и бурные споры, по условиям обмена.

За каретой сановников следовала повозка с кожаным верхом битком набитая придворными дамами. За ними – бричка с придворными низкого ранга. В арьергарде тащились две фуры с продовольствием, фуражом и подковами.

При остановках на заезжих дворах комнаты занимали исключительно члены правящей фамилии. Остальные ночевали по походному. В дорогу был взят изрядный запас вина, пива и соленой свинины. Несмотря на это на каждом постоялом дворе граф требовал говядины, гуся и хорошего вина. Видимо звон последних талеров был непереносим для его слуха.

Для графини путешествие было изнурительной пыткой. Путешествовать ей пришлось в карете своей свитской дамы Вильхельмины фон Энебюрг. Благородная госпожа Вильхельмина Стефания всю дорогу подчеркивала этот факт. Впрочем и без подчеркиваний все знали, что ее муж не был сторонником светских развлечений, а поэтому крепко держал в руках вожжи управления своими землями. Поговаривали, что многие закладные, на земли графа, через подставных лиц, принадлежат ему.

По мере отдаления от Хундевайда, известий о Шаффурте становилось все больше. Точно никто ничего сказать не мог, но все утверждали, что такое место есть и кортеж графа движется в правильном направлении. Через пять дней, появились более четкие сведения. Встречные, в один голос утверждали, что надо добраться до двора Ганса Захлевного, а там будет поворот на Шаффурт.

Еще через два дня на дороге нашелся постоялый двор Ганса Захлевного. Хозяин подобострастно кланяясь был рад сообщить его светлости Хенрику фон Хундевайду, что поворот – рядом и завтра граф окажется в искомом месте.

– Главное не пропустить поворот. – Утверждал Захлевный. – Есть у меня человек, который знает, куда надо поворачивать.

Представленный человек, вызывал некоторые сомнения у графа и его приближенных. Вид у знатока был потрепанный, нос синий с красными прожилками, глаза слезились. Однако, когда человеку поднесли, тот клятвенно заверил, что доведет до самого Шаффурта, куда знает дорогу, как тропинку в трактир, в собственной деревне.

Нельзя сказать, что странники засыпали в беспокойстве, по поводу завтрашнего дня. Скорее все испытывали некоторые сомнения. Однако утро принесло всем облегчение.

Камергер графа Клаус Шустрый ворвался в обеденный зал постоялого двора, где пассажиры завтракали, чем бог послал. Кто уминал гуся, кто свинину, кто довольствовался простой похлебкой. Наклонившись к уху графа, Шустрый принялся шептать. Все челюсти враз замерли и в наступившей тишине прозвучало:

– Бургграф прислал за сестрой карету. С эскортом.