В деревне Вурзельстокен была первая остановка. Дорогу экспедиции перегородила толпа крестьян. Пока все остальные туристы пребывали в недоумении, а многие даже дрейфили, Беатрисса Рената фон Хундевайд, в сопровождении лейтенанта Ансельма фон Штеерхофа, с детьми, вышла из кареты и была удостоена приветственного слова, которое от лица крестьян бургграфства произнес староста Вайберхугеля, Ладвиг Набожный. Все в колонне очень обрадовались, что это не народный бунт, а торжественная встреча.

Кроме приветственного слова, ее светлость графиня удостоилась подношения в виде тяжелого сундучка, обитого зеленой кожей.

Граф барабанил в стенку кареты и громко спрашивал у кучера:

– Чего – там?

Кучер, место которого, в связи с ответственностью момента, занял сам гофмаршал Дитфрид Верхний, отвечал:

– Серебро, ваша светлость. Талеры. Как есть – полный сундук серебра!

После вручения подношений, деревенские девки одели на головы графини, ее деток и башку лейтенанта, Хранителя Арсеналов, венки из полевых цветов, и на этом мероприятие было окончено.

Когда впереди показались городские башни, все разом замолчали. Только граф раздраженно сказал:

– Смотри и вправду – город.

– Нужно хорошенько поспрашивать, что это за город. – Язвительно сказала ему мать. – Может нас, куда в Мюнхен привезли. А жителей подкупили, чтобы они врали тебе, что это какой-то Шаффурт.

Кортеж еще не доехал до ворот, как последовала вторая остановка. Граф не стерпел и, самостоятельно открыв дверь кареты, высунулся наружу.

На этот раз дорогу перекрыла еврейская диаспора Шаффурта. Раввин, Елизар Шварцшильд, от лица всех евреев выразил радость по поводу приезда госпожи Ренаты. Было сказано, что подданные графа, исповедующие иудаизм, бесконечно рады лицезреть еще одного представителя славного дома Шаффуртов и в знак этого преподносят свои скромные дары.

Дары включали в себя: маленький ларец с золотыми дукатами, сундучок с монетами серебряными, шпагу, ножны которой были отделаны серебром, для маленького Ансельма и футляр с каким-то украшением для крошки Анны Бенедикты.

У графа Хенрика закружилась голова. Причем настолько, что он чуть не рухнул с подножки кареты в придорожную пыль. Хорошо фаворитка заметила, что любовник поплыл и втащила его внутрь.

– Там – две тысячи не меньше. – Шептал граф посиневшими губами и, отталкивая фаворитку и мать, пытался снова выглянуть наружу.

Хорошо в это время кортеж снова тронулся, и графу не пришлось ударить в грязь лицом.

Первое что увидели приезжие попав в город, была церковь Святой Катерины и Сенная площадь, полная народу.

Площадь миновали без остановки, ведомые каретой графини. И вскоре достигли площади Соборной.

Здесь, перед ратушей, графине была подготовлена третья торжественная встреча. На крыльце ратуши и перед ней плотными рядами стояли сословия города, под знаменами. Все были одеты очень торжественно, в гильдейские и цеховые костюмы. С балкона ратуши свисали дополнительные флаги. Гремели фанфары.

Навстречу карете вышли городские патриции. Все как один – с золотыми бляхами на груди. Ее светлость Беатрисса Рената фон Хундевайд вышла из кареты. И не абы как. Расторопные подмастерья успели раскатать под ноги дорогой гостье ковер.

На остальных приехавших внимания никто не обращал. Граф к карете которого не подошли, сидел и раздувался от негодования. При этом он заявлял присутствующим, что не выйдет наружу, если его торжественно не выведут. Все происходящее задевало его графскую честь. Лучшим выходом, из этой ситуации было немедленно развернуться отправиться домой и объявить бургграфу войну. Проблема была в том, что война требовала денег. Один мушкетер обходился в талер, ежедневно. А, денег не было. Приходилось сидеть и страдать. Другие его спутники были не столь щепетильны. Сановники просто вышли наружу, а служилый люд пониже рангом – камеристки, фрейлины и юнкера кинулись к карете графини, чтобы не пропустить торжества момента.