Тишина. Потом одобрительный гул ребят. Торум скривился, что-то буркнул себе под нос. Девушка рассмеялась – звонко, как ручей, бегущий по камням.

– Видишь, брат? – она повернулась к Пельгашу, ее глаза искрились. – Ме – Тайра. А тэ? ("Я – Тайра. А ты?")

– Пельгаш, – выдавил он, чувствуя, как уши горят, а сердце колотится уже не от злости, а от чего-то другого, теплого и смущающего.

– Бур лэччöм, Пельгаш, – кивнула Тайра, и в ее глазах промелькнуло что-то теплое, заинтересованное. – Пон, нин лэччам öта-мöдöдлы? Эз жö висьтав, кыдз бур лэччы тэ? ("Хороший выстрел, Пельгаш. Может, потягаемся еще? Без хвастовства? Кто лучше стреляет?")

Искра промелькнула между ними. Искра признания, интереса, высеченная точным выстрелом и смехом. Искра, которая могла разгореться в пламя первой юношеской любви. Запах костра, хвои, оленьего меха и тонкого аромата полыни с ее парки ударил Пельгашу в голову. Он забыл и про Торума, и про стыд, и про все вокруг. Он видел только ее смелые глаза, улыбку и падающую шишку. Любовь приходит в тайгу так же внезапно, как весенний паводок. И так же неотвратимо.

Глава 5

Дух Переката. Цена Легкомыслия

…Пельгаш лежал, трясясь от холода и страха, его рвало речной водой. Он смотрел на мать. Ее лицо было бледным, но не от страха, а от ярости и… бесконечного облегчения. Она молча встала, подтащила его к костру, заставила скинуть мокрую, ледяную одежду, накинула на него свою сухую накидку из лосиной шкуры, еще хранившую ее тепло и запах дыма. Потом разожгла огонь сильнее, подбросив толстых смолистых веток. Пламя взвилось, отбрасывая длинные, пляшущие тени на галечник. Запах горящей смолы смешивался с запахом мокрой шерсти и страха.

Вечером, когда он наконец согрелся, дрожь прошла, но стыд остался, гложущий и горький, Оксана заговорила. Они сидели у костра, над которым уже висела юкола, подрумяненная дымом. Ее голос был тихим, спокойным, но каждое слово било, как камень по тонкому льду.

– Видишь тот водоворот, Пельгаш? – она указала на черную воронку в реке, где вода крутилась с глухим бульканьем. – Сэтiн олö Ю Перекаталöн юра. Отыр, батыр да ревнивы. Сiйö оз кöрты легкомысленнöй пияно. Сiйö велöдчö уважение. Да жертва. ("Видишь тот водоворот, Пельгаш? Там живет Дух Переката. Старый, могучий и ревнивый. Он не любит легкомысленных. Он требует уважения. И жертвы"). Она посмотрела прямо на него, ее глаза, обычно теплые, были холодны и серьезны. – Талун сiйö босьтiс острогасö. Мед сiйö босьт и тэнö. А ме… ("Сегодня он взял острогу. Мог взять и тебя. А я…") – ее голос дрогнул, но она не опустила взгляд, – ме лэдзi бы öвтöнсö, мед тэ олiныд. Но Ю юра велöдчö нёль. Сiйö велöдчö нёль вылö. ("я отдала бы все, лишь бы ты жил. Но Дух может потребовать больше. Запомни: тайга и река кормят, но и убивают. Гордыня – смерть в нашем мире. Смерть или рабство для тех, кто выжил").

Она помолчала, давая словам впитаться. Шум реки теперь казался Пельгашу голосом того самого Духа.

– Охота, лов рыбы – абу öдва гаж. Сiйö – олан. Вöр-ва оз кöрты лёгкоын кö лэччыны. Сiйö велöдчö кывзыны, видзны, думайтны. Мед кö тэ оз кывзы вöр-ва горсö, сiйö лэдз тэнö шыпас. ("Охота, лов рыбы – не игра. Это – жизнь. Лес и вода не прощают легкомыслия. Они учат слушать, видеть, думать. Если ты не слышишь голос леса и воды, они дадут тебе урок"). Она тронула его плечо. – Тэ öнi кывзiд сiйö горсö. Сэтi тэ öнi олан. ("Ты сегодня услышал его голос. Ты теперь живешь с этим").

Пельгаш смотрел на огонь, на отражение языков пламени в ее глазах, в которых теперь читалась не только сила, но и глубокая, древняя мудрость. Он впервые понял не абстрактную опасность, а настоящую цену ошибки. Цену жизни. Цену свободы, которую так легко потерять в один миг из-за собственной глупости и спеси. Запах дыма, мокрой шерсти накидки и вяленой рыбы смешался с горьким привкусом стыда и страха, застрявшим в горле. Он кивнул. Без слов. Признание вины. Признание ее силы и его глупости. Признание власти Духа Переката.