Совнарком Крыма объявил войну Румынии, где революционным штабом Дунайской флотилии командовал все тот же матрос Железняков. Но корабли Румынии артиллерийским огнем заставили флотилию уйти.

Из Москвы 22 марта приказали готовить корабли к переводу в Новороссийск и вывозить ценное имущество. Но Центрофлот 23 марта отверг Брестский мир, а в апреле на переговорах с Грузией обещал вооруженную поддержку против Турции. Затем 23 апреля – указание о переводе флота в Новороссийск, куда пришли линкоры «Воля», «Свободная Россия», вспомогательный крейсер, 10 эсминцев, 7 миноносцев и 10 сторожевых катеров. Кроме того, в Цемесской бухте находилось до 30 пароходов и транспортов.

Из Петрограда в Новороссийск 2 июня приехал Вахрамеев с директивой Генерального штаба. На следующий день адмирал Саблин, предвидя судьбу кораблей, отказался от командования и выехал в Москву, оставив вместо себя капитана 1 ранга А. И. Тихменева, который 4 июня объявил флагманам документы, подписанные Лениным, Троцким и начальником Морского генерального штаба Альтфатером, которые предписывали уничтожить флот немедленно. Между тем немцы после занятия Ростова дальше не шли, и со стороны Керчи тоже ничто не угрожало. Приказ топить корабли сейчас же казался всем подозрительным.

Но более поразила наглость шифрованной телеграммы: «Вам будет послана открытая телеграмма во исполнение ультиматума идти в Севастополь, но вы обязаны этой телеграммы не исполнять, а наоборот, уничтожить флот, поступая согласно привезенному Вахрамеевым предписанию».

Созвав на «Воле» командиров кораблей и представителей команд, Тихменев, объявив о том, как в Москве решили судьбу флота, предложил И. И. Вахрамееву и главному комиссару флота Н. П. Глебову-Авилову прочитать документы. После препирательства Глебов-Авилов огласил их, прерываемый возгласами возмущения. Шифрованную телеграмму Глебов скрыл, что-то пролепетав о несвоевременности и особой её секретности. Но капитан 1 ранга Тихменев сказал собранию, что он не имеет нравственного права скрыть это от команд, взял от Глебова телеграмму и лично прочитал собранию ее текст.

Цинизм телеграммы ошеломил, все негодовали по адресу СНК и обоих комиссаров. Помимо брани слышались яростные крики: «Предатели хотят вину потопления флота сложить на нас, хотят поставить нас вне закона». Но решили готовить корабли к уничтожению, создав для этого специальные команды.

Почти все экипажи кораблей решили остаться в Новороссийске. Хотя и выкрикивались лозунги «борьбы до последнего снаряда», «борьбы до последней капли крови», все понимали, что это только слова, и при появлении немцев они, бросив не уничтоженные корабли, разбегутся на берег в горы.

В полночь на «Воле» опять началось заседание, длившееся до утра, и вновь к окончательному решению оно не пришло. Слышались крики связаться с недавно вступившим в должность атамана Дона генералом Красновым. По адресу обоих представителей Соввласти ненависть и угрозы росли, и комиссары незаметно удрали на берег.

Затем пришло донесение, что немцы высадили в Тамани отряд в 20 000 человек, и что с войсками идут большие обозы и технические средства. Это убило последнюю надежду немногих – отстояться в Новороссийске.

Матросы, потеряв голову, не ели, не спали, метались из стороны в сторону, митинговали, кончали жизнь самоубийством. Кому-то пришла шальная мысль спасти флот, связав его судьбу с Кубано-Черноморской республикой. Казаки уверяли, что они порвали с Москвой, топить флот – преступление, и общими усилиями можно отстоять Новороссийск. На вопросы: сколько шашек, пушек и денег они имеют, – хитрые кубанцы не ответили.