Герой прошедшего времени. Фаталист ХХ Андрей Звонков

История детства, юности и начала зрелости Георгия Гарина, как биография любого человека по-своему уникальна. Но, как и должно быть для любого гражданина СССР, родившегося в полной и по меркам социализма весьма не бедной семье – типична, а уникальными можно считать только некоторые эпизоды жизни и факторы, которые повлияли на формирование личности больше других: кровь, любовь, смерть, дед, родители, школа, улица.

В конце восьмидесятых годов в обществе появилось весьма точное словечко, определяющее тип сынков из семей, где не возникало никаких проблем. Ни с деньгами, ни с любовью.

Словечко это – мажор. Гарина от мажоров, характерных для семей партийной номенклатуры, отличало то, что он был нормальный советский, социалистический мажор, то есть, впитавший совершенно искренне воспитание «молодого строителя коммунизма», и также искренне верившего в реальность такого построения. Верившего в правильность указаненого вождем мирового пролетариата пути до определенного момента.

Все понятно, но вы спро́сите – при чем тут кровь?

Кровь имеет влияние на психику любого человека.

Одних ее вид пугает, других возбуждает.

Вид крови и даже упоминание ее в разговоре всегда сигнализирует – опасность и вызывают тревогу! Это инстинкт самосохранения, доставшийся нам еще от диких предков.

Кровь в жизни Георгия Александровича Гарина сыграла ключевую роль даже еще до рождения, но он это понял уже только тогда, когда уже накрепко связал с нею свою жизнь и работу.

Начнем с того, что именно проблема с кровью у матери несколько лет подряд не позволяла Жоре появиться на свет, пока медики не решили эту задачу, а Жора стал одним из немногих успешных результатов медицинского эксперимента.

В отличие от многих других детей, Жора крови не боялся, и она его не возбуждала. Конечно, она ему не нравилась, как и любая субстанция, выходящая или вытекающая из организма, но, ни паники, ни отвращения от ее вида или факта истечения при ранении, он не испытывал.

Дело в том, что осознание себя как личности, или самый ранний момент детских воспоминаний Жоры Гарина связан с визитом в поликлинику в три года, когда его мама привела на обследование для детского сада. Жору никакая неизвестность, в отличие от многих сверстников не пугала вообще. Слово страх ему было непонятно.

До сих пор, ссадины и царапины с капельками крови не оставляли в его памяти следа, как экстраординарное событие, скорее наоборот.

Ну, какой он мальчишка, если нет синяков и ссадин, даже в три года?

Он стоял перед медсестрой, которая попросила его дать палец для взятия крови на анализ. Он насупился и спросил:

– Это больно?

– Немного больно, – честно ответила сестра, – но потерпеть можно. Ты ведь мужчина?

Жора кивнул, конечно, мужчина и, протянув руку, сказал:

– Только тифонечко, тифонечко, акунатно, акунатно. Холошо?

– Хорошо, – пообещала медсестра, улыбнувшись такой отваге, и мастерски кольнула в подушечку пальца, – давай сам теперь дави, мне нужно всего четыре капельки твоей крови.

Успокоившись, Жорик принялся давить палец.

–Сейчас кофь пойдет… сейчас… вот, – он протянул палец.

Одну рубиновую каплю крови медсестра размазала по маленькому стеклышку2, другую прямо ртом всосала в трубку, потом выдула ее в небольшую плошку смешав с какой-то жидкостью и снова всосала, а потом поставила ее в обойму, рядом с другими трубками, где кровь почему-то стала коричневой, а третью тоже набрала в тонкую размеченную трубочку3 и вставила в другую обойму. Еще одну каплю она разместила на толстом стекле4.

Жорик сопел, следил за действиями сестры и спросил:

– А зачем?

– Вот это, – медсестра показала тонкое стеклышко, – посмотрит врач и узнает из чего состоит твоя кровь, – вот в этом, – она подняла стекло потолще, – он посчитает, какие в твоей крови живут клетки и сколько их там, – она показала на две обоймы, – а вот тут мы узнаем много ли в твоей крови гемоглобина5 и нет ли у тебя какой-нибудь болезни?

– Какой? – спросил Жорик, – я не болею. Слово «гемоглобин» он не понял, но пропустил его мимо ушей, чтобы как-нибудь спросить у мамы или деда, что это такое. Почему-то он был уверен, что папа-юрист точно не знает ничего о крови, поэтому его спрашивать бесполезно.

– Вообще, болезни, спрятавшейся в твоем организме, – ответила медсестра. – Болезни есть явные, а есть секретные, вот тут можно узнать, есть такая у тебя или нет.

– Холошо, – кивнул серьезный Жорик, – вы маме скажите, если болезнь найдете. Она меня тогда в детсад не пустит.

По пути домой он спросил маму:

– Ма, что такое геогобли́н?

Мама не поняла.

– Я не знаю такого, а откуда ты это взял?

Жорик пояснил:

– Медсестла сказала, что в клови́ живет геогобли́н.

– Может быть гемоглобин?

– Да.

– Я не знаю, какое-то вещество в крови, важное. А ты бы ее спросил.

Жорик засопел. Он подумал, что если все знают, что это такое, то и он должен был знать, маму спросить не стыдно, а медсестра подумала бы, что он дурак, потому что не знает, то, что все знают. А выходит, что мама тоже не знает и теперь спрашивать у чужих людей не стыдно.

Про го́блинов Жора узнал от деда Рудольфа, который ему пересказывал сказку Макдональда «Принцесса и гоблин»6, попутно обучая английскому языку. Поэтому автоматически подменил непонятный гемоглобин, на более-менее понятного геогобли́на.

Как известно, это был не первый его опыт встречи с кровью. Несмотря на то, что маме почти всю беременность регулярно очищали кровь от вредных анттел-убийц, первая встреча с кровью у Жоры произошла на двадцатой минуте после его рождения.

Чтобы новорожденный Егорка не погиб, у него сразу выкачали кровь и тут же влили донорскую. Процедура эта заняла меньше пятнадцати минут. Сердце его работало и даже не заметило, что кровь из сосудов вдруг почти вся куда-то исчезла вместе с антирезусными иммуноглобулинами матери.

Он, конечно, не избежал небольшой гемолитической желтухи, но перенес ее вполне легко, даже не понял, что это было?

В медицинской карте нового гражданина СССР появилась запись: «Резус-конфликт6. Произведено полное заменное переливание крови».

Мама Егорки, Мария Рудольфовна, не забывала всякий раз, когда врачи, для чего-либо брали карту сына, обратить их внимание на этот факт. Мол, вот он какой! Вся кровь у него чужая! Какой она вкладывала смысл в это, непонятно. Тем более, что любой медик понимал, чужой крови в Егорке не осталось уже к шести месяцам жизни.

Все эпизоды бытовых травм для Гарина в детстве проходили тривиально, подобно явлениям природы, как погода. Если упал, при этом не ободрал кожу – хорошо, если поранился – надо полизать ссадину, можно забинтовать чем-нибудь. Все пройдет.

Кровь рифмуется с любовь. И не только рифмуется, а часто очень тесно связана.

Жоре повезло во всем, но во-первых, повезло родиться, и видимо этот факт настолько удивил Судьбу, что она решила какое-то время не вмешиваться в Жорины дела и просто понаблюдать за ним – внеплановым. Так что Жоре везло во всем. И особенно с любовью. Прямо с детства.

Любовь к женщине или любовь женщин к Гарину, это то, что не может не оставлять след в самосознании и самооценке. Я люблю, или меня любят, а за что?… или почему меня не любят? Эта тема сопровождает человека от момента зарождения его самооценки и до самой смерти разума, когда уже все равно, любят тебя или нет.

Первый «случай любви», как его называл сам Жорик, произошел с ним в детском саду, в пять лет, когда в группу пришла девочка с голубыми волосами.