Мальчик подбежал к Сандре и с силой выбил из рук еду.

– Ты совсем охренела! – заорал он на девочку.

Увидев непонимание, он влепил ей пощёчину, а затем, после появления обиды во взгляде – ещё одну, столь сильную, что сестра упала на землю.

Решив, что хуже этого холодного взгляда уже точно ничего не будет, Акил набрался мужества войти в дом. Нейра лежала с перерезанным горлом на родительской кровати в поднятом до пупка свадебном платье. В её глазах застыло неверие: она до последнего надеялась, что всё будет хорошо, что за пару дней переживёт позор и вернётся к обычной жизни. И так бы и было, если бы старший брат не взял в руки нож.

«Есть вещи, которые нельзя изменить», – стоя у трупа невесты, Акил снова и снова повторял себе слова отца, внезапно переросшие в разъедавший изнутри сгусток гнили.

А что он вообще может изменить? Что он может сделать и ради кого жить дальше? На что надеяться? Семья мертва, невеста мертва, ценностей нет, большей части инструментов нет, скота нет. Впереди не было ничего, кроме страданий.

Он вышел из дома, приняв эту мысль. Ничего не осталось и жить больше незачем. Тело взбунтовалось, ощутив близость конца. Все возможные инстинкты пробудились, бросая из крайности в крайность мысли мальчика, одновременно желавшего умереть и инстинктивно пытавшегося найти причины жить.

«Сестра! Позаботься о сестре!» – зазвенело в голове слишком громко.

«Нет! Это не моя сестра… Оно не может ей быть!» – наконец посмел прямо подумать Акил.

Этот поток размышлений прервала Сандра, приблизившись хищным, но мягким прыжком. Девочка, на лице которой алым пятном горел след от удара, протянула ему полную мяса косточку, глядя в равной степени виновато и с обидой. Она так и не поняла, что было не так, но искренне желала примирения. Эмоции мальчика взвились вихрем, и в это мгновение инстинкты нашли брешь в сомнениях, взяв своё.

Возможно – это Сандра, возможно нет, но больше у Акила не осталось ничего, а умирать было ещё рано.

Сестра оказалась соломинкой, за которую Акил зацепился, борясь за жизнь. Огромного труда стоило мальчику избавиться от ненависти, вызванной тем холодным взглядом на трупы родителей. Но он помнил, что тоже предал Сандру однажды. Он сделал тот шаг назад на берегу и был должен за это, а потому смог простить девочку.

Акил кое-как смог поспать часть ночи и принялся за работу с первыми лучами солнца. Он копал могилы и таскал трупы целый день, вымотавшись настолько, что постоянно прибегавшая с добычей Сандра не вызывала раздражения.

– Блефтяфка! – радостно и гордо докладывала она без тени грусти, принося для проверки очередное металлическое изделие или небольшую жемчужину, которые не нашли нападавшие.

Такая бодрость и беспечность в подобной ситуации должны были снова вызвать ненависть, но это были единственные мгновения отдыха для ноющих от труда мышц, а потому мальчик видел лишь старательную сестрёнку, вызывавшую привычное умиление.

Не найдя моральных сил мародёрствовать, Акил передал это дело Сандре, которой явно было плевать. К тому же, в одиночку она имела шанс выполнить только эту работу – собирать всё блестящее, ценное и съедобное. Вернувшись к дому в сумерках, мальчик обнаружил вполне приличное количество ценных для быта вещей и заставленный свадебный стол.

Девочка собрала и очистила всё, что ещё можно было съесть, и, скорее всего по привычке, натаскала воды на ужин. Усталость и голод без труда заставили забыть о недавнем предназначении блюд и не подпустили скорбь к желудку. Он инстинктивно начал думать, что грозило вот-вот испортиться, а потому должно быть съедено в первую очередь.