Но поскольку религии и философии, растворенные исследованиями, слились в теории Абсолюта, мы не знаем лучше, что такое дух, и в этом мы отличаемся от древних только богатством языка, которым мы приукрашиваем окружающую нас тьму. Разница лишь в том, что раньше порядок, казалось, указывал человеку на внемировое прозрение, а теперь он, похоже, указывает на прозрение, присущее самому миру.

Если теперь отвести ему место внутри или вне мира, то, утверждая его существование на основе порядка, нужно либо признать его везде, где порядок утверждает себя, либо признать его везде, где появляется порядок, либо не признать его нигде. Приписывать проницательность голове, создавшей «Илиаду», не более правомерно, чем материалу, кристаллизующемуся в октаэдры; и наоборот, приписывать устройство мира простым естественным законам, не думая об упорядочивающем «я», так же абсурдно, как приписывать победу при Маренго стратегическим комбинациям, не принимая во внимание первого консула. Вся разница заключается в том, что в последнем случае мыслящее «я» находится отдельно в мозгу Бонапарта, тогда как по отношению к миру «я» не занимает отдельного места, а распространяется во всем.

Материалисты считали, что они легко справятся с противоположной их точкой зрения. Они говорили, что человек сделал концепцию мира подобной своему телу и завершил свое сравнение, одарив этот мир душой, подобной той, в которой он предполагал происхождение своей жизни и мысли. Таким образом, все основания для доказательства существования Бога сводятся к аналогии, которая тем более ложна, что главный пункт сравнения сам по себе гипотетичен.

Мне совершенно не хочется защищать старый силлогизм, который звучит так: всякое устройство предполагает упорядочивающее озарение; но сейчас в мире царит восхитительный порядок, следовательно, мир – дело рук озаренного существа. Этот вывод, столь бесконечно повторяемый со времен Мозеса и Хиоба, ни в коем случае не является решением, а скорее лишь формулой загадки, с решением которой мы имеем дело.

Мы совершенно четко знаем, что такое порядок, но совсем не знаем, что подразумевается под словами: душа, дух или разум; так как же мы можем логически вывести существование одного из них из существования другого? Поэтому я должен отвергнуть предполагаемое доказательство существования Бога из порядка мира до более полного исследования и могу, самое большее, видеть в нем уравнение, отданное на откуп философии. Между идеей порядка и утверждением духа лежит еще настоящая бездна метафизики, которую необходимо заполнить, и мне, повторяю, не приходит в голову принимать эту проблему за доказательство.

Но в данный момент речь идет не об этом. Я хотел показать, что человеческий разум неизбежно и неодолимо ведет к различению бытия на эго и не-эго, дух и материю, душу и тело. Кто не понимает, что возражение материалистов доказывает именно то, что оно призвано опровергнуть? Человек различает в себе духовный и материальный принципы: что это, как не сама природа, которая попеременно демонстрирует свою двойственную природу и свидетельствует о своих собственных законах? В то же время я обращаю внимание на непоследовательность материализма: он отрицает и вынужден отрицать, что человек свободен; чем меньше у человека свободы, тем весомее становятся его высказывания, тем больше они должны рассматриваться как выражение истины. Когда я слышу, как эта машина говорит: Я – душа и тело; такое откровение удивляет и смущает меня, но в моих глазах оно имеет несравненно больший вес, чем заявление материалиста, который изменяет сознание природы и позволяет ей сказать: Я – материя, ничто иное, как материя, а разум есть не что иное, как способность этой материи к познанию.