Когда-то этот небольшой домик принадлежал её покойной бабушке. Три года назад бабушка Мари умерла, и дом перешёл к отцу, а теперь он принадлежал ей по праву наследства.

Вставив ключ в замочную скважину, она хотела открыть дверь, но та оказалась незапертой.

«Наверное, Лили уже вернулась из Нанта», – подумала она, войдя в небольшую плохо освещённую прихожую. Она положила свои вещи на стул и стала переобуваться.

– Лили, это ты? – позвала она, надевая домашние туфли. – Когда ты вернулась?

На лестнице показалась невысокая пышная женская фигура.

– Элен, как я рада тебя видеть! Я вчера приехала! – защебетала подруга, быстро спускаясь вниз.

Это была девушка одних лет с хозяйкой дома, с необычайно густыми светлыми волосами, круглолицая, с ярким румянцем на щеках; её серые глаза смотрели с задоринкой; казалось, этот человек не знал, что такое уныние. Она была полной противоположностью хозяйке дома. Та выглядела бледной и до смерти измученной, словно какая-то мысль угнетала её на протяжении многих лет; словно было что-то, что убивало в ней жизнь с каждым днём. От её улыбки оставалась лишь тень, а сердце давно забыло, что такое счастье.

Лили обняла свою подругу и радостно сказала:

– У меня есть для тебя сюрприз!

– Какой же? – с печальной улыбкою спросила Элен.

– Ты знаешь, кто приехал в Париж?

– В Париж приезжает много людей… это очередная примадонна? Или знаменитость?.. Лили, – устало добавила она, – у меня сегодня был тяжёлый день, и я немного выбилась из сил. Не обижайся, но мне сейчас решительно всё равно, кто этот человек…

– Бу-бу-бу! – дружелюбно передразнила Лили Д’Эрнонвиль. – Не угадала!

Элен прошла в свою комнату, а подруга последовала за нею; усевшись напротив, за столиком, она продолжила, разворачивая какую-то газету, которую она до сих пор держала в руках свернутой:

– Герцог де Гарнье! Смотри!

Элен, лишь мельком взглянув на статью на той странице, которую держала открытой подруга, ответила:

– А, он… Хм, меньше всего на свете я бы хотела общаться именно с ним.

Лили сделала удивленное выражение лица, не понимая, отчего так взъелась на герцога Элен, хотя его совсем не знает.

– Да… – продолжила пару минут спустя де ла Роуз, – он две недели в Париже и успел столько всего натворить, что хватило бы на десятерых таких, как он. В каждой газете писали о его выходках. Персоны, подобные ему, мне неприятны.

– Но тогда как же это?

С этими словами Лили вытащила из ридикюля приглашение и протянула его Элен. Пробежав глазами по тексту, написанному с обратной стороны красивой открытки, она, словно продолжая свою мысль, добавила:

– …боюсь, что тебе придётся ехать туда одной.

– Ну, уж нет! – вскакивая со своего места, запротестовала Лили, топнув ножкой. – Во-первых, моя дорогая, я не поеду туда одна – нас обеих пригласили; во-вторых, Антонио де Гарнье не такой уж ужасный, как его описали наши многоуважаемые газетчики. Как ты можешь судить о человеке лишь по газетным статьям?

– Я сужу о нём не только по газетным статьям. От руки герцога умер невинный человек неделю назад, а суд его оправдал. Такие люди, как де Гарнье, привыкли к тому, что всё продается и покупается за деньги, они беспринципны и жестоки, им всё сходит с рук… а это неправильно. Такие люди рано или поздно будут наказаны за свою жестокость и отсутствие милосердия.

– Возможно, герцог не идеал, никто не идеал, но Элен, нельзя же всю жизнь ждать Мариэля? От него нет ни одного известия более пяти лет… он не вернётся, я уверена в этом…

Лили поняла, что совершила оплошность, упомянув это имя. На глазах Элен заблестели слёзы.