– Пойду посмотреть, как он там…

Мариэль, как только услышал, что мать направляется в сторону его комнаты, тихо прикрыл дверь и мигом плюхнулся на кровать. И когда Луиза вошла в спальню сына, то застала его мирно спящим, но стоило её шагам затихнуть в коридоре, как он тут же вскочил, не думая и на минуту засыпать.

Выбрался он из дому другим путём: с помощью веревки, привязанной к перилам балкона его комнаты. Когда он очутился на земле, он стал тихими шагами направляться к дому девушки.

Одним прыжком он очутился у дверей балкона Элен; потом открыл одну половинку двери и тихо вошёл в комнату. Она спала и, как показалось Мариэлю, улыбалась во сне. Он осторожно положил конверт на тумбочку и на мгновение остановил взгляд на девушке.

– До свидания, моя милая Элен, – шёпотом проговорил он. – Я обещаю, что вернусь и заберу тебя, где бы я ни был, куда бы меня ни занесла судьба. Я люблю тебя… – Он наклонился к её лицу и нежно поцеловал. – До свиданья, милая… – со слезами проговорил он и ушёл…

Утром Элен проснулась и, открыв глаза, увидела на тумбочке рядом с кроватью запечатанный конверт.

– Что это? – беря его в руки, сказала она. – Она раскрыла его и начала читать:

«Милая, Элен, извини, что не попрощался с тобой, так как отец сообщил об отъезде внезапно, буквально за несколько часов до отплытия парохода.

Я не говорю тебе «прощай», я скажу тебе «до свидания». Жди меня, так как где бы я ни был, я вернусь за тобой, даже если за это мне придётся отдать половину своей жизни.

Мариэль.»

Когда Элен дочитывала письмо, то слёзы застилали ей глаза, всё вдруг стало мрачным и невесёлым. Она посмотрела на своё бирюзовое платье, но оно показалось ей чёрным, и даже розы в вазе тоже из красных стали чёрными и вялыми. Она упала на кровать и зарыдала.

– Мариэль!..

А в это время на палубе теплохода стоял юноша. Ветер развивал его чёрные кудри и полы тёмного плаща. Он стоял… и плакал, вглядываясь туда, где давно за горизонтом скрылся берег Франции.

– Что с ним? – задавали пассажиры один другому вопрос. А если кто из них отваживался спросить это у молодого человека, то тот ничего не отвечал, а только шевелил губами, словно шептал чьё-то имя…

Был один из многих летних вечеров. Солнце ещё не зашло за горизонт, а июльская жара нехотя покидала улицы Парижа. Но даже сейчас было гораздо прохладнее, чем днём, и те, у кого были балконы, наслаждались медленно вступавшей в свои владения прохладой.

Улицы почти пустовали. Уставшие за день лавочники сидели в полудрёме около своего товара, и, казалось, им уже было всё равно, купят ли у них что-то или нет.

Иногда слышалось, как стучат закрывавшиеся на ночь ставни или цокот копыт по мостовой, когда проезжала двуколка или экипаж.

В это время по авеню Селвез торопливо шла красивая девушка лет двадцати; даже невзрачная одежда, которую многие бы назвали «немодной», не портила её красоты. В руках она несла тубус и коробку с принадлежностями для рисования. Она шла, ни на кого не обращая внимания, и остановилась на пару секунд лишь затем, чтобы купить свежий номер газеты у пробегавшего мимо мальчишки.

На ходу просматривая новый выпуск, она остановилась взглядом на одной из статей, красовавшейся на первой странице, и гласившей: «Парижский дон Жуан устраивает бал».

– Снова этот человек! В каждой газете о нём пишут две недели, да ещё и на первой странице. Сколько чести персоне, которая только и делает, что встревает в неприятности и не отличается благонравным поведением, – проговорила девушка и, свернув газету в трубочку, продолжила свой путь, пока не дошла до дома номер девять, около которого остановилась.