Там и здесь в доме устойчивым знаком либо характерным признаком себя проявлял какой-нибудь атрибут, аллегорическая фигура, персонаж, историческое лицо в преходящем, как понимал Каренин, случайном его состоянии.
Где-нибудь на рассвете, выйдя за ненадобностью в отхожее место, Алексей Александрович сталкивался с Ибсеном, Пушкиным, Ипсиланти или им подобными.
– В иные дни, – объяснялась Анна, – к нам приходят великие люди, ангелы —
Ему послышались монголы.
Он знал, разумеется, о коллективном бессознательном, но никогда не ощущал, насколько оно близко.
«Навстречу утренним лучам полки ряды свои сомкнули», – все же подумал он.
И ошибся!
Навстречу утренним лучам именно постель оставила Анна Аркадьевна, решившая вдруг примерить на себя соломенную шляпу, забытую в последнее посещение (тысячелетие) Дмитрием Ивановичем Менделеевым.
Она надела ее задом наперед – и исчезла в зеркале.
Перевернула – и предстала прежней.
«Волнуясь, конница летит!»
Каренина крепило, все дольше засиживался он за запором.
– Он слышал скрип ее корсета-а-а! – неподалеку тенором выводил Пушкин.
Опоздаешь к поезду – не поешь, опоздаешь к обеду – не уедешь: путешествуя, мы больше едим, чем едем.
Отбывая на железную дорогу, в зеркале Анна предоставляла мужу свое правдоподобное отражение – принимаясь за еду, Каренин переносился на большие расстояния.
В отсутствие мужа навещавший Анну Дмитрий Иванович Менделеев оставил в доме кое-какие свои атрибуты: голову быка, жестяные молнии, трезубец, предметы облачения – и Алексей Александрович трогал вещи руками.
Пылало.
Ощущения накалялись, выливаясь в стремления.
Пехота двигалась.
Зарождалась мысль.
Грохотал Пушкин.
Сильно переев за обедом, вместо Киева Алексей Александрович Каренин заехал в Полтаву.
Глава восьмая. Момент приложения
Анна была уверена, что в конце концов Кокорев возьмет с нее вексель.
Этого, однако, не происходило.
Мебель под воск с зеленым шерстяным репсом отзывалась Апраксиным; с ногами Анна уже могла бросаться на диван.
В спальне было слышно каждое слово.
Говорил Владимир Ильич, что-то о Рабкрине: застоявшийся воздух гремел в тусклой комнате.
– Разве Рабкрин не ушел в народ? – Анна спросила мужа.
С Алексеем Александровичем она лежала на сцене и потому могла только имитировать.
Алексей Александрович имел возможность подключаться к ней и заряжался ее энергией. Если много-много раз задавать себе вопрос и всегда отвечать «нет», то рано или поздно обязательно возникнет «да» (не отсюда).
После известного происшествия на железной дороге Анне прибыло ощущений – Алексея же Александровича стали преследовать мысли.
«Чувство долга, протяженность и уверенность в победе слышат шведы в этом звуке» (не отсюда).
Принявшись размышлять, он пришел к выводу, что Толстой и есть то коллективное и бессознательное, что так сильно на них давит; не только шведы дошли до Полтавы, но и часть норвежцев: шведы давили на Пушкина, норвежцы – на Толстого, и все они вместе —
Когда домочадцы, смешавшись, садились обедать за небольшой, в сущности, стол, скатерть свешивалась, закрывая им ноги – Каренин не знал, что делает Ибсен в своих прюнелевых ботиночках и потому приказал еду норвежцу подавать отдельно (его так научили в Полтаве): манекен отсажен был за геридон, который крутился на единственной своей ноге, напоминая Вронского на балу.
В реальной жизни, если она существует, каждое событие (почти) – само по себе; правда же культуры (Каренин искал) в том, чтобы почти всё свести (воедино).
Француженка легко совпадала с Инессой Арманд, всё лучшее перепадало детям, и заплясать можно было когда угодно – и только Егоров худо лепился к тому, к чему или кому его прилепляли.