Давно замечено, что ожидание является одним из наиболее трудно переживаемых состояний. Оно отнимает у человека силы, энергию, даже здоровье. Причем нет слишком уж большой разницы в том, чего мы ждем. Хорошее событие, конечно же, ждать намного приятнее, чем плохое. Но его вполне можно не дождаться. И тогда на замену приходит разочарование. Эта эмоция ничем не лучше беспокойства и страха, испытываемых в преддверии грядущих неприятностей. Но самое тяжелое из всего, это ожидание неизвестности, которое точит вам душу, разъедает изнутри, заставляет сомневаться в правильности ранее принятого решения.

Так было и со мной. Оставшись один, я сотни раз прокручивал наш разговор, снова и снова вспоминал детали плана и находил в них множество неизвестных. Еще вчера казавшееся таким оптимальным решение об отъезде сегодня вызывало кучу вопросов: кордоны полиции по дороге, боязнь европейского чиновника перед законом и последующая выдача меня полиции, отсутствие гарантий приезда российской делегации. И наконец, памятуя о бездушии наших чиновников на Родине, можно ли было мне ожидать от них гуманности за пределами страны? Готовы ли они рискнуть своей работой, чтобы помочь несчастной девушке, попавшей в беду или просто вытрут о меня ноги? Сомнений и вопросов в голове с каждым часом становилось больше, уверенности в правильно принятом решении все меньше.

Весь четверг я слонялся по маленькой квартирке как заключенный. Медленно отстукивали секунды, еще медленнее тянулись минуты, час вообще показался вечностью. Сначала я ждал, что Маджид появится после полудня, потом ожидал его прихода сразу после, но он появился лишь поздно вечером. По его лицу было понятно, что новости хорошие, но, так как я не понимал ни слова из его речи, мне пришлось звонить Марии, чтобы потом, взяв у него трубку, услышать, что господин Труассо благосклонно отнесся к тому, что некая русская туристка, потерявшая паспорт и вырвавшаяся из рук злодеев, проведет какое-то время в его лагере, ожидая гуманитарной делегации из Российской Федерации.

После ухода Маджида я снова и снова стал прокручивать все возможные варианты: то, что в составе русской делегации смогу вернуться домой, я почти не сомневался. Оставался вопрос, как меня встретят дома, проглотят ли мою «легенду» и смогу ли избежать пристального внимания спецслужб и пограничников? Намеренно пропускал вариант, что могу получить отказ на этапе первого контакта с делегацией: во-первых, мне казался маловероятным факт, что мне откажут в помощи, во-вторых, я просто не хотел об этом думать, иначе все мои хлопоты и ожидания шли прахом. Нельзя рассчитывать на успех, если начинаешь сомневаться по каждому пункту. Здесь я, наверное, мыслил, как типичная блондинка.

Я вспоминал все известные мне случаи нелегального пересечения границы, даже вычитанное давно, что вывозимых гримировали под покойников, помещали в специальные гробы с вентиляцией и вывозили из чужой страны. Но там действовали спецслужбы и у них, вероятно, были свои нюансы и разработки, неведомые мне.

В любом случае, проблемы следовало решать по мере поступления, сейчас приоритетной задачей было попасть в лагерь и освоиться там в ожидании делегации из России. Обратиться к ним, попытаться улететь с ними домой – эту задачу предстояло решать при очном знакомстве, по ситуации. А что, если… вновь крутилось в голове. Так и не найдя ответов на все эти вопросы, я поужинал и, полежав около часа, пялясь в телевизор и сыграв несколько партий в «дурака» на айфоне, отправился в объятия Морфея.

В пятницу промаявшись до обеда, рванул в соседний магазинчик за хлебом и яйцами, едва дождавшись, когда Азаны со всех мечетей стали призывать мусульман к полуденной молитве. Сидеть дома взаперти, несмотря на строжайший наказ Маджида, было невмоготу. Улица практически опустела, большинство магазинчиков закрылось, работал лишь самый ближайший к нам: то ли хозяин был не настолько правоверным мусульманином, то ли желание заработать было выше, но магазинчик работал.