Полиция также приезжала в Совайме, где поговорила со старушкой, которая сдала мне квартиру, но бабулька меня видела мельком, разговоры с ней вел Рахим. Кстати, Рахим, со слов Марии, также пытался выудить у нее сведения обо мне и, как подозревала Мария, это было под давлением полиции. Мария в этот раз не задержалась, принесла мне несколько упаковок айрана и творог, расхваливая эти продукты. Я попросил Марию обменять четыре тысячи динаров на доллары, с учетом того, что доллары более универсальная валюта и, возможно, они мне понадобятся в России.

Мария отсутствовала недолго, вернулась и принесла шесть тысяч триста долларов, что меня несколько удивило. Но, загуглив, я понял, что курс был грабительским и я потерял по крайней мере тысячу долларов при обмене. После ухода Марии минуты вновь потянулись невыносимо долго. Несколько раз порывался переодеться в арабскую одежду и просто погулять по городу, чтобы убить время. Останавливал риск быть разоблаченным, если ко мне обратятся на арабском языке, хотя разговаривать без весомой причины на улице с женщинами здесь не принято. Но взвесив все за и против, вновь решил не рисковать, нельзя было мелочью испортить запланированный отъезд.

В понедельник и вторник Мария должна была работать, но она обещала поменяться, если позволит хозяйка магазина, и вернуться во вторник с утра. Планируемый отъезд был назначен ближе к одиннадцати часам, ехать всего час-полтора, поэтому Мухаджир, со слов Маджида, так решил. В воскресенье и в понедельник я чуть с ума не сошел: не помогал ни телевизор, ни смартфон. Даже физические упражнения отвлекали ненадолго. Несколько раз пожалел, что не попросил Марию привезти спиртное: но, вспомнив последнюю попойку, решительно отмел такие мысли. Увидит меня Маджид выпившим и передумает помогать.

Я часами сидел на подоконнике на кухне, разглядывая жизнь на улице, затем мерил комнату, перебирал свою одежду, в сотый раз все перекладывая. Ночью в понедельник не мог уснуть несколько часов, временами засыпал, но испуганно просыпался, вообразив, что Мухаджир уехал без меня, что я не услышал стук в дверь, что меня не смогли добудиться. За эти несколько дней я стал крайне дерганым, ел мало, спал плохо. Ко всему присоединилось расстройство кишечника на нервной почве. Утром пришлось немного затянуть лифчик. Если так дальше пойдет, стану похожим на анорексичку.

«Господи, дай мне силы дотерпеть этот последний день, прошу тебя»! Лишь когда на востоке стала сереть полоска неба, я провалился в крепкий сон. Проснулся я в девять, до времени назначенного отъезда было примерно два часа. Теперь, когда оставалось всего ничего, закрались сомнения, правильно ли я поступаю. Что ждет меня в этом лагере, где массовое скопление людей, переживших войну, обозленных на всех и вся? Вряд ли это самое лучшее место для молодой, одинокой и симпатичной девушки. Не совершаю ли я очередную ошибку, торопясь примерить новую беду. Может, там вспышки инфекционных болезней? Видел один раз передачу про похожий лагерь в Африке, где один народ загнал в резервацию другой, мирно уживавшийся с ним веками. До сих не могу забыть лица детей, умиравших от болезни, с впалыми животами, с ребрами, на которых можно изучать анатомию при жизни. И чувство безнадежности и отчаяния в глазах матерей, смотрящих на своих умирающих детей.

Чтобы отвлечься, я сделал небольшую разминку, поприседал, порастягивался, и несколько раз отжался. Вещи со вчерашнего вечера были уложены в чемодан, но подумав, я решил сменить свою одежду на арабскую.

Приняв душ и позавтракав, я набрал Марию: