– Он сказал, чтобы ты не беспокоилась, он никому не скажет. Сказал, что придумает, как тебе помочь, и скоро вернется. Просил никому, кроме него, не открывать, и чтобы мы сидели тихо, как вор в чужом курятнике. Последнее сравнение, наверное, было из местной пословицы, но смысл мне понравился: я уже неделю в чужом курятнике, хорошо хоть в петушатник не попал. «Да, приди старик на час раньше, и хрен бы придумалась у меня такая история», – отстраненно подумал я.
На слова, что он что-то придумает, я даже не обратил внимания: как мне сможет помочь араб пенсионер, у них-то и прав в своей стране кот наплакал, они себе не могут помочь, вот и живут в бедности. Они живут, довольствуясь малым, эти дети пустыни, наследники древней цивилизации, отдавшие свои недра и богатства на откуп транснациональным корпорациям. Но как оказалось, я ошибался, и вернувшийся через четыре часа старик был явно доволен. Улыбка светила его морщинистое лицо, а потирание рук свидетельствовало либо о крайнем возбуждении, либо о степени довольства.
Теперь рассказ следовал в обратном порядке: Маджид примерно минут пять что-то рассказывал Марии, она слушала, изредка задавая вопросы, на которые Маджид, как мне показалось, отвечал обстоятельно. Закончив общение, старик откинулся на спинку стула и замер в ожидании, пока я услышу его рассказ в русской версии. Мария отпила из стакана воды и начала мне переводить:
– У Маджида есть брат Мухаджир, младше его на пятнадцать лет, который занимается сельским хозяйством и продает свои овощи на рынке Аммана и в городе Эль-Мафрак, что расположен недалеко примерно в часе езды от города. На рынке Мафрака Мухаджир познакомился с неким Полем Труассо, который является заместителем директора Красного Креста на Ближнем Востоке. Поль Труассо, в свою очередь, является руководителем лагеря для сирийских беженцев «Заатари», который расположен в пятнадцати минутах езды от Эль-Мафрака. Так вот, с тех пор по вторникам Мухаджир привозит свои фрукты и овощи непосредственно в лагерь «Заатари», потому что господин Труассо платит хорошо и сразу, не надо целый день стоять на рынке под солнцем. В лагере «Заатари» Мухаджир несколько раз видел гуманитарные миссии, причем была и российская, хотя чаще американская и французская…
Идея Маджида заключалась в том, что если у меня нет паспорта и мне надо попасть домой, то российская гуманитарная миссия могла меня забрать, минуя официальные каналы. Тем более что, со слов Мухаджира, в лагере он не видел полиции, значит, устанавливать мою личность там некому, а если Труассо – подельник брата Маджида, то и вопрос, кем я назовусь, не имеет никакого значения.
Я несколько минут переваривал услышанное. Сама идея была неплоха. Если удастся навешать лапшу про паспорт нашим гуманитариям, меня смогут доставить в Россию на самолете, тем более что по словам Маджида, недалеко от лагеря есть полевой аэропорт, построенный американцами для доставки гуманитарных грузов. В принципе все казалось логичным, ведь вряд ли наши, которые помогают сирийским детишкам не умереть с голоду, оставят соотечественницу в беде.
Оставалось попасть в лагерь, дождаться россиян, обмануть их, обойти таможенный и паспортный контроль, и я дома. Конечно, это не решало мою главную проблему, а именно, возврат прежнего тела, если оно где-то есть, а не гниет под землей, но над этим стоило подумать после. Допустим, доставят меня в Россию, а потом куда? Мне же придется пройти таможенный и паспортный контроль! Или мне удастся настолько запудрить им голову, что меня проведут как своего сотрудника? В это верилось слабо, но что-то рациональное в идее Маджида было. В любом случае, вероятность укрыться на территории лагеря для беженцев казалась привлекательной: при большом скоплении народа, при отсутствии четкой системы идентификации граждан, которую невозможно ввести, если беженцы идут толпами и без документов, это последнее место, где меня будет искать полиция.