Луи:
«Давайте не будем уподобляться моралистам. Я не лицемер, и поступил по справедливости. Можно назвать это компенсацией морального ущерба. К тому же, откуда мне было знать, что лежит в этом рюкзаке? Может быть, там оказалось бы бесполезное тряпьё или дорожный перекус. В этом случае риск был бы неоправданным. А от кислорода можно словить неплохой кайф».
– У меня нет денег на баллон, – робко сказала Лэйла.
– У меня тоже.
Я ответил таким тоном, которым обычно окрашивают фразу «Мы так похожи!» Вечер все больше походил на свидание, но им не являлся, поэтому мне не было стыдно признаваться в лёгком кошельке. Тем не менее, я вышел из машины и из неловкого молчания. Ветер бесчинствовал, перебирал провода, рвался в окна, качался на фонарях, шумел и гасил зажигалку, которой я чиркал у сигареты. Он принёс скользкие зелёные блики мигалок из-за поворота и вслед за ними появился фургон СМФ. Я поднял руку, и ветер тут же ухватился за неё. Он хотел отвести меня домой. Я хотел, чтобы он отвёл меня домой – туда, где нет ничего интересного. Фургон остановился у бордюра и стекло водительской двери опустилось прямо передо мной.
– Здрасьте! Чем помочь? – На бейджике было написано: «Тайт Слинкер. Служба Мобильной Фармацевтики», – вам бы двигаться в туннель, мистер. Ща грянет.
– Да… – потянул я, оценивая крепкость швов и плотность ткани униформы Тайта Слинкера, – Мне нужен кислородный баллон…
– Порция, мистер? Литр? Пять литров? Двадцать?
– Литр.
Тайт Слинкер змеино скользнул в кузов фургона – внутри был проход прямо с водительского места, точно, как в самолёте.
– Литра нету, мистер, – крикнул Тайт из глубины фургона, – пять или двадцать?
– Пять.
Он вернулся на водительское сиденье, держа аккуратный блестящий баллон в вакуумной упаковке, и сказал:
– Пятьдесят-девять-девяносто-пять. Налик или карта?
– Карта.
Шестьдесят баксов за каплю сжиженного кислорода. Деньги, сделанные на болезнях. В открытом окне водительской двери показался терминал для оплаты, сжимаемый напряженной рукой, и я вцепился в жилистое запястье Тайта Слинкера. Через тридцать шесть часов я должен быть на работе – верстать инструкции для бытовой техники.
– Ты чо, дядя? – Рявкнул Тайт Слинкер.
Моя вторая рука сжалась на крепком плотном воротнике его униформы, а одна из ног – не помню какая – уперлась в дверь фургона. Все вместе – мозг, надпочечники, мышцы, глаза – они действовали сообща, они изъяли Тайта Слинкера наружу, они помогали мне помочь Лэйле. Тайт Слинкер вывалился на асфальт и ухватился за колено. Вокруг пальцев его руки – не помню какой – блеснули четыре кольца. По одному на каждом пальце. Я не знал что делать дальше совсем недолго – всего одно мгновение, развеянное прыгающим и волнующимся вокруг нас ветром. Я не знал что делать дальше до тех пор, пока не понял, что четыре кольца, обрамлявшие пальцы Тайта – это кастет. Мозг, надпочечники, мышцы, глаза – все они бросились на руку с кастетом и повлекли меня за собой, и я последовал их зову. По счастливой случайности Тайт Слинкер оказался худее и хрупче меня. Он кряхтел, рычал и рявкал на мокром асфальте, а потом вдруг завопил:
– Эй! Эй! Уоу! Смари туда!
Его вторая рука, свободная рука, рука без кастета, была устремлена в сторону моей машины. Несмотря на стычку и возню, я продолжал чувствовать, где она находится так же, как вы продолжите чувствовать где находятся ваши конечности даже если окажетесь в темноте и невесомости. Передняя пассажирская дверь была открыта, и Лэйла Баньяра судорожно дергалась на коленях и соскабливала с себя одежду. Я не слышал ее из-за ветра и грохочущего под барабанными перепонками пульса.