Д о к т о р С т о к м а н. Можно не церемониться, но мы по-прежнему должны быть им благодарны.

Х о в с т а д. Благодарность свою они получат в наилучшем виде. Но журналист как я, который служит народу, просто не имеет права упустить подобную историю. Видите ли, миф о том, что власть не совершает ошибок, надо развенчивать. Изживать его, как и прочие суеверия.

Д о к т о р С т о к м а н. Поддерживаю вас в этом всем сердцем, господин Ховстад. Если это суеверие – на свалку его!

Х о в с т а д. Менее всего я хотел бы задеть господина фогта, поскольку он ваш брат. Вместе с тем я уверен, что и для вас, как для меня, правда превыше всего остального.

Д о к т о р С т о к м а н. Само собой разумеется. (Вскрикивает.) Да, но!.. Но…

Х о в с т а д. Не думайте обо мне плохо. Я мечтаю о карьере и власти не больше, чем все остальные.

Д о к т о р С т о к м а н. Дорогой мой, кто мог так о вас подумать?

Х о в с т а д. Я из простой семьи, как вы знаете. И имел возможность разобраться, чего более всего не хватает низшим сословиям. Участия в решении общественных вопросов, вот чего им не хватает, господин доктор. Именно оно развивает и способности, и кругозор, и самоуважение.

Д о к т о р С т о к м а н. Это я прекрасно понимаю.

Х о в с т а д. И еще я думаю, что журналист берет слишком большой грех на душу, когда упускает случай дать свободу многочисленным маленьким подневольным людям. Я отлично знаю, что в стане больших людей это назовут подрывом устоев и тому подобными словами, ну и пусть их. Лишь бы моя совесть была чиста.

Д о к т о р С т о к м а н. Вот именно, дорогой Ховстад, вот именно… Хотя… Вот дьявол! (Стук в дверь.) Войдите!

Входит владелец типографии А с л а к с е н. Одет скромно и прилично, костюм с белой рубашкой, немного мятый шейный платок, в руках перчатки и цилиндр.

А с л а к с е н (кланяясь). Прошу прощения, господин доктор, что я так нахально…

Д о к т о р С т о к м а н (вставая). Однако вот и господин Аслаксен пожаловал!

А с л а к с е н. Он самый, господин доктор.

Х о в с т а д (поднимаясь). Вы меня искали, Аслаксен?

А с л а к с е н. Нет, нет, я не думал вас здесь застать. У меня дело к самому доктору.

Д о к т о р С т о к м а н. Да? Чем могу служить?

А с л а к с е н. Правду ли рассказал мне господин Биллинг, что господин доктор хочет переделать водопровод получше?

Д о к т о р С т о к м а н. Да. В купальнях.

А с л а к с е н. Вот как. Понимаю вас. И пришел сказать, что готов всемерно поддержать вас в этом деле.

Х о в с т а д (доктору). Вот видите!

Д о к т о р С т о к м а н. Сердечно благодарю вас, но…

А с л а к с е н. Поди, пригодится вам, если за вами будем стоять мы, простое мещанство. Мы теперь в городских вопросах давим как компактное большинство. Когда хотим, конечно. Скажу вам, господин доктор: всегда хорошо иметь за собой большинство.

Д о к т о р С т о к м а н. Бесспорно. Только я никак в толк не возьму, к чему все эти ухищрения. Мне кажется, в таком простом и ясном деле…

А с л а к с е н. Вот увидите, лишним не будет. Я слишком отлично знаю наши местные власти: по доброй воле начальники на предложения других людей не соглашаются. Потому я считаю, делу пойдет на пользу, если мы помитингуем чуток.

Х о в с т а д. Да, согласен!

Д о к т о р С т о к м а н. Вы говорите – помитингуете? И как, собственно, вы собираетесь митинговать?

А с л а к с е н. Понятное дело, с большой умеренностью, господин доктор. Я всегда стою за умеренность, потому что она – наипервейшая добродетель гражданина, как я лично думаю.

Д о к т о р С т о к м а н. Тем вы и знамениты, господин Аслаксен.

А с л а к с е н. Да, смею сказать, что так оно, пожалуй, и есть. А дело с водопроводом для нас, мещанства, архиважное. Купальни превращаются, скажем так, в золотую жилу города. Именно с них будем жить все мы, но в первую голову – домохозяева. Потому мы и хотели поддержать это дело чем можем. А поскольку я как раз председатель Союза домохозяев…