– Давай спать не будем. Хотя ты с дороги, наверное, спать хочешь. Тебе с поезда и отдохнуть-то не дали, – притворно тяжело вздохнула Иришка, выспавшаяся на целую неделю вперёд.

– Я нормально себя чувствую…

– А чего это вы там шушукаетесь? – возмутилась полусонная мать, приподняв голову с огромной пуховой подушки.

– Ничего, ничего, спи, давай, – грубовато – строго отозвалась Ирка.

– Как ты с матерью разговариваешь, дочь моя, – плаксиво отозвалась Анна Ивановна.

Слезливость и обидчивость матери и без спиртного были всегда близки к грани, за которой начиналась горькая-горькая обида и тяжёлое молчание. Поэтому, чтоб мать не плакала и не обижалась – слова при разговоре необходимо было тщательно подбирать, а не ляпать наобум Лазаря.

Ирка скорчила уморительную рожицу, и сёстры, прыская и толкаясь, бросились к кровати.

– Ну, вот тебе и веселье. А то запрётся в своей «келье» и сидит целыми днями дома. Уж как она тебя ждала… Как из печки пирога, – сладко зевала Анна Ивановна.

– Мам, я оправдаю «ейные» ожидания. Прям щас и начну. Ты спи спокойно, мы пойдём в Иришкину комнату. Не волнуйся: мы тебя закроем, а свою дверь оставим открытой, так что Петровича никак не пропустим. Спи спокойно.

Она наклонилась, чтобы поцеловать мать, но Ирка торопилась повторить жест старшей сестры и они, звонко стукнувшись лбами, чмокнули мать в ухо.

– Ой, голова-то моя треснула, наверное, – тут же театрально запричитала Ирка.

– А у меня освещение включили, я теперь долго в темноте видеть буду.

– А то, что меня глухой сделаете, это вам всё равно. Уходите, – капризно-строго отозвалась Анна Ивановна.

– Всё, всё, мамочка, мы уже исчезаем, – в притворном ужасе округляя и без того огромные глаза, и пятясь из комнаты, шипела Ирка.

Они выскочили из квартиры со щенячьим восторгом.

– Ну, показывай свои хоромы. Ого! Какая чистота. Это всегда так?

– Да размечталась! Исключительно к приезду дорогих гостей, – и Иришка, дурачась, чмокнула сестру в щёку. – Сейчас я включу светильник, закрою окно, а то комары налетят… Ты садись куда-нибудь, – небрежно смахнула Ирка одежду со стула.

Ира включила потрепанный абажур, стоящий на столе, и убогое убранство «кельи» прикрылось услужливой уютной темнотой. Яна присела к круглому столу и поёжилась, сопротивляясь воспоминаниям: тот же стол, та же жёлтая скатерть с чёрными тюльпанами и длинной бахромой…

Горьковатый запах черёмухи едва уловимо витал в пыльной тишине засыпающего посёлка. Яна коротко свистнула у знакомых ворот. На втором этаже деревянного многоквартирного дома распахнулось окно и Анютка, что-то смачно жующая, промычала: – Иду!

Яна кивнула и медленно, по дырявому, дощатому тротуару, пошла вдоль улицы.

– Вот и я! – обнималась Анютка. – У меня будет своя квартира!!! – жарким шёпотом поделилась новостью подруга.

– Где?!

– Бабуля с дедулей переедут к нам и освободят мне комнату. Завтра уже пианино перенесём. – Анютка пританцовывала, возбуждённо блестя чёрными смородинками глаз.

Для проживающих в одном доме родственников – переезд – не проблема.

– Никто не будет знать – во сколько я пришла! – кокетливо хлопала густо накрашенными ресницами модница Анютка.

Яна в очередной раз восхитилась Анюткиному умению «штукатуриться» ежевечерне.

– Куда?

– Как обычно – на мост! – манерно стреляла глазками в сторону проходящих парней Аня.

– Привет, Анюха! – поздоровался тот, что показался Яне наименее симпатичным.

– Мы разве танцевали вместе? – заинтересовалась, флиртуя Анна. – Что-то не припомню…

– А кто в прошлом году со мной на мотике катался?!

Яна тоскливо опустила взгляд на пыльный тротуар. Её тяготили пустые разговоры и бесконечные Анюткины ухажёры. С Анюткой Яна всегда попадала в переплёт: то гонки на мотоциклах, то путешествие на какие-то сельские танцы, то костёр за городом с непонятными намёками… Аньке хорошо, её не ругали, а Яну… Не успеешь войти – нотации Анны Ивановны и сальные шуточки Петровича.