Даниэль усмехнулся уголком губ. Сел за руль. Захлопнул за собой дверь – громко, почти зло. Запустил мотор.

Город за окном двигался, как в кино: улицы, витрины, рекламные щиты, улыбающиеся люди. Жизнь шла. Жизнь не знала, что он только что оставил в больнице ту, для кого он был всем.

Телефон зазвонил. На экране – Оливер. Даниэль снял трубку, включил громкую связь.

– Йоу, живой? – голос Оливера был хриплый, но бодрый.

– Относительно, – ответил Даниэль, резко поворачивая на перекрёстке.

– Только что проснулся, – засмеялся Оливер. – И думаю: какие же мы придурки. Надо было к штурму Изабеллы лучше подготовиться!

Даниэль впервые за утро улыбнулся.

– Да, стратегия «притворись танцором года» явно не сработала.

Оба расхохотались. И на миг тишина, сдавливающая грудь Даниэля, отпустила. Как будто реальность снова стала лёгкой, терпимой.

Оливер продолжил:

– Слушай, го ко мне. Отметим твой триумф. Твой выход к «шишкам» – это была песня. Ты видел, как эта уязвлённая скала смотрела на тебя? Весь зал ахнул.

Даниэль усмехнулся, ведя машину сквозь потоки вечернего города.

– Скоро буду, – ответил он, не задумываясь.

И прибавил газу.

К Оливеру. К шуму. К лёгкости. Подальше от тишины больничных коридоров. Подальше от слов, которые так и остались несказанными.

Глава 4.

Страшный понедельник.

Даниэль проснулся от звона в ушах. Голова гудела так, словно в ней маршировали тысячи крошечных барабанщиков, не знающих усталости. Каждый звук – скрип кровати, стук сердца, дыхание – отдавался гулом в висках.

Даниэль зажмурился, но от этого стало только хуже. Комната качалась, будто он всё ещё был на палубе после ночной пьянки.

Попытался встать – и тут же плюхнулся обратно, тяжело выдохнув. Тело было чужим: вялым, набитым свинцом. Руки дрожали, как у старика. Он нащупал телефон на прикроватной тумбочке, с трудом сфокусировал взгляд на экране. Понедельник. Рабочий день.

Прекрасно.

Стиснув зубы, он набрал номер начальника.

– Алло… – сиплый голос, будто сорванный где-то на дне бутылки.

– Да? – отозвался Лукас, без особого удивления.

– Приболел, – коротко сказал Даниэль.

Пауза. Потом усталое вздохнувшее понимание:

– Ладно. Отлежись. Пей воду. И, Даня, ну серьёзно… Хватит уже пить, сколько можно.

Даниэль не нашёл в себе сил ни для оправданий, ни для шуток. Просто нажал «отбой».

Телефон упал рядом с подушкой.

Он закрыл глаза на пару секунд, надеясь, что вместе с ними исчезнет и головная боль, и горечь во рту, и неприятный привкус реальности. Но ничего не исчезло. Только глухая пустота разливалась внутри – тяжелее, чем похмелье. И когда он снова открыл глаза, ему не оставалось ничего другого, кроме как встать. Шатко, словно старик, перебрался на край кровати и натянул на себя мятую футболку.

Понедельник встретил его пустотой в голове, пустотой в комнате – и пустотой в сердце, о которой он так долго не хотел знать.

Ледяной душ лишь на секунду вернул его в тело. Кожа покрылась мурашками, сердце билось быстро, как после короткой пробежки. Он выключил воду, вытерся наспех, накинул первую попавшуюся футболку и вышел на кухню в поисках хоть какого-то признака жизни.

Кухня встретила его тишиной. Той особой тишиной, которая бывает в местах, где давно никто не жил по-настоящему. Он машинально открыл дверцу шкафа – и увидел пыль. Тонкий слой забвения на полках, будто время само зашло сюда и аккуратно разложило свои следы.

Холодильник был почти пуст. Одна банка газировки с истёкшим сроком годности. Половина лимона, высохшего до состояния камня. Пустая коробка из-под пиццы, забытая в углу.

На столе – пустые кружки, одна с высохшими разводами кофе на дне. Он стоял посреди этой немой сцены и вдруг остро почувствовал: здесь никто не живёт. Здесь только доживают. Когда-то квартира казалась ему крепостью. Символом успеха. Глянцевыми страницами мечты. А теперь это был просто контейнер – аккуратно обставленный, но пустой. Без запаха жизни. Без следов тепла.