– Если нас всё же похитили, то зачем? За нами следят? – под конец её речь дрогнула, и Марина резко обернулась, устремляя взгляд по комнате. Застывает, будто видит что-то.

Я прочищаю горло, привлекая её внимание и выдёргиваю из ступора. Она поворачивается и смотрит на меня. В серых глазах мелькает страх. Затем неспешно осматриваю потолок и углы.

Догадка Марины оказывается верной.

В углах, утопленные в затемнённые ниши, за стеклом виднеются объективы камер. Рядом с каждой мигает красная лампочка, безмолвно подтверждая, что за нами действительно наблюдают.

Меня охватывает неприятное чувство, словно я оказался в клетке под пристальным взглядом невидимого хозяина. Каждое движение, каждое слово, возможно, даже дыхание – фиксируется кем-то там, за этими объективами.

Медленно прислоняюсь спиной к холодной стене и, как подкошенный, сползаю на пол.

Сердце колотится быстрее, пульс гулко отдаётся в висках, дыхание сбивается. В груди нарастает удушающее ощущение беспомощности, стены сдавливаю, сжимая пространство.

Страх неспешной, но уверенной поступью подкрадывается ко мне, как хищный зверь, готовый напасть на добычу.

Я изо всех сил стараюсь отогнать панику, но она уже чувствует свою силу – тянет к горлу ледяные пальцы. Касается кожи, готовится сжать тиски.

Нет! – одёргиваю себя.

Сейчас нельзя поддаваться.

Сейчас паника – мой враг.

Стискиваю зубы и пытаюсь взять себя в руки.

Виктор, заметив, как девушка оглядывает углы, ещё раз обводит помещение оценивающим взглядом. Затем молча направляется к ближайшей камере, прищуривается, словно пытается разглядеть что-то за стеклом, обречённо выдыхает и с силой бьёт кулаком по стене.

Марина со слезами на глазах вскрикивает от неожиданного приглушенного грохота.

Мужчина дышит с трудом и произносит:

– Записывают… А стены… Это углепластик. Дерьмо! – он выдыхает сквозь стиснутые зубы и слегка постукивает ими, дрожь пробегает по челюсти.

– Что за углепластик? – сбиваясь, неуверенно спрашивает девушка, глядя на панели.

– Промышленный материал. Дорогой, прочный и лёгкий. Этот ещё покрыт полимерами, поэтому похож на обычную пластиковую панель. – объясняет дежурно.

Марина начинает прерывисто дышать, ее охватывает крупная, нескрываемая дрожь. Плечи поднимаются, будто внутри идёт борьба между страхом и отчаянием. Губы трясутся, а пальцы судорожно сжимаются в кулаки.

Мне вполне может передаться её паника. Но этого допустить нельзя. Одного невротика более чем достаточно.Я глубоко вдыхаю. Облокачиваюсь о стену и, покачиваясь, поднимаюсь. Марина выглядит так, что готова в любую секунду разрыдаться, но из последних сил сдерживается. Её глаза блестят от влаги, взгляд мечется по комнате в поисках выхода, которого нет.

Тяжёлыми шагами, как если бы утопал в зыбком песке, я подхожу к столу и присаживаюсь на него.

Марина вдруг срывается. Дыхание становится резким, движения – нервными. В зрачках вспыхивает смесь страха и ярости.

– Эй! – истошно выкрикивает она, быстрым шагом подлетая к камере и вставая рядом с Виктором. Он вздрагивает, явно не испытывая восторга от громкого голоса.

– Слышите?! Что вам нужно?! Зачем вы это делаете?!

Виктор сжимает челюсти и хватается за уши.

– Не ори ты, ну! И так башка раскалывается. Они нас не слышат… – он нервно мотает головой. – Не ответят.

– Тогда разобьём! – девушка подбегает к столу и пытается поднять металлический стул, но тот оказывается привинчен к полу.

– Хрен там! – Виктор небрежно рявкает в её сторону. – Видишь стекло? Закалённое. Даже если ты будешь лупить по нему хоть башкой – не треснет.

Измученно выдыхая, я покидаю их – эта партитура не по мне. Прохожусь по помещению, изучаю, осматриваю его и заглядываю в шкафы, пока эти двое общаются.