– Вы не правы, товарищ старшина! – ответил, покраснев, Морозов, – я буду стараться, и флотский офицер из меня даже очень получится. Я всю жизнь хотел стать офицером.

– Хотеть и возможность стать – это разные понятия! – продолжил с некоторой грустью старшина, – а пока пойди драить гальюн добела и покажешь мне, как ты это сделаешь. За что? – он увидел недоуменный взгляд Алексея, – гюйс у тебя плохо поглаженный!

– Есть выдраить гальюн добела и вам доложить! – подавил в себе желание оправдываться Морозов.

Он то знал, что гюйс у него поглажен нормально и стрелки такие, что порезаться можно, как говорили. Он понимал, что старшина просто придирается, чтобы заставить его самого подать рапорт на отчисление из училища.

Ротный гальюн представлял из себя большое помещение с двадцатью чашами Генуя, вделанными в пол, и десятью писсуарами, а также умывальником – помещением для умывания с двадцатью раковинами и кранами.

Алексей прошел в помещение, запер его на ножку поломанного стула и присел на окно, открыл его и стал разглядывать, что там происходит во дворе.

Кто-то, видимо, из курсантов начал ломиться в гальюн, но Алексей никак не реагировал на стуки и крики. Он уже не первый раз драил гальюн и знал, что если дверь открыта, то гальюн можно драить бесконечно. Приказ сделать приборку – есть приказ начальника и его надо выполнять.

Он в небольшой кладовке, называемой на флоте шхерой, взял тряпки, щетки, хлорку и начал, встав на колени, отдраивать чаши от засохшего дерьма и желтых стоков добела. Так как это ему приходилось делать не первый раз, то работа шла споро. Отдраивалась одна чаша Генуя за другой. Когда работа подошла к середине, и Алексей уже хотел сделать перерыв, раздался сильный стук в дверь, и Алексей услышал голос старшины роты мичмана Горлова:

– Кто там закрылся? Немедленно открыть!

Алексей пошел к дверям и вытащил из ручки двери обломок ножки от стула.

Дверь распахнулась и в гальюн вошли старшина роты и за ним еще человек пять старшин с четвертого курса.

– Вы почему закрылись? – прорычал старшина роты, – что вы здесь делаете?

Алексей принял стойку «смирно». Он был в тельняшке, рабочих брюках и яловых ботинках. В руке его была большая щетка. Рукава тельняшки были закатаны до локтей. Глаза сверкали желанием навести порядок.

– Курсант Морозов первый взвод, первое отделение! – срывающимся хриплым голосом доложил он, – по приказу старшины 2 статьи Бочкарева драю гальюн добела!

– Вы приборщик гальюна? – подозрительно спросил старшина роты, – я вас здесь ранее не видел!

Вообще курсанты, одетые в одинаковую форму, коротко постриженные выглядели все одинаково. А со старшиной роты Алексей почти никогда не пересекался.

– Никак нет! Я работаю на внешнем объекте приборки у первого корпуса! – ответил срывающимся голосом он.

Старшина хмыкнул, почесал нос, посмотрел на других старшин и, улыбнувшись, сказал:

– Так, заканчивайте приборку и ко мне в старшинскую вместе со старшиной 2 статьи Бочкаревым!

– Товарищ мичман, мне осталось подраить еще десять дучек (так курсанты назвали между собой чаши Генуя)! Как же я могу закончить, если двери будут открыты, то курсанты будут идти потоком и мне придется постоянно драить все сначала? – в глазах Алексея мелькнула слезинка.

Мичман задумался и принял решение.

– Оставшиеся дучки подраите после отбоя, а сейчас курсантам нужно пользоваться гальюном. И потом за его чистоту отвечают подсменные дневальные. А вы создаете здесь никому не нужные проблемы. Людям что, в кусты бегать прикажете или по углам корпуса отправлять естественные надобности, как собачкам, подняв ножку? Вы поняли меня? Сейчас кругом! Шагом марш и через пять минут жду вас вместе с Бочкаревым в старшинской! – приказал мичман.