Каратаев оценил свое куда дешевле – и уже поэтому расстался с ним раз и навсегда.

– Ты… вы не посмеете, – едва слышно выдавил он. – Мое слово против вашего, и…

– Ваше слово не стоит и ломаного гроша! – Я возвысил голос и загремел, будто забивая гвозди в крышку гроба. – Вы картежник, предатель, трус и, возможно, к тому же еще и вор. За этой дверью меня ждут люди, которые с радостью подтвердят, что ваши выходки уже не первый раз могли стоить им здоровья, спортивных результатов или даже карьеры в императорском флоте.

– Все это просто слова. – Каратаев сложил руки на груди и нахохлился, как замерзший воробей. – И их еще нужно доказать!

– Я так не думаю. – Я пожал плечами. – Если уж дело дойдет до разбирательств, покровители Корпуса скорее поверят собственным сыновьям и внукам, чем человеку с огромными долгами. И вряд ли его сиятельство Георгий Андреевич будет настолько глуп, чтобы выгораживать предателя… Ради талантливого офицера и преподавателя он, пожалуй, еще мог бы постараться и рискнуть должностью. Но вы, сударь, не являетесь ни тем, ни другим.

– Значит, станете жаловаться? – Каратаев неуклюже попытался изобразить презрение. – Ваши товарищи по сборной наверняка пожелают узнать, что…

– Не пожелают. И если даже вы каким-то чудом сможете найти идиота, который попытается покалечить меня в ринге, я сломаю и его. И тогда вы отправитесь под трибунал… Впрочем, если уж мы никак не можем найти общий язык, – я вскочил со стола и шагнул к двери, – то я, пожалуй, отправлюсь прямиком к начальнику Корпуса.

Аргументы у меня были… скажем так, на троечку. Из спортсменов сборной всерьез лезть в грызню с офицером Корпуса посмели бы от силы человек пять, а полностью я был уверен разве что в Медведе с Камбулатом. И продемонстрируй Каратаев хоть немногим больше характера и упрямства, мой кавалерийский наскок вполне мог бы закончиться пшиком.

Но умом его высокоблагородие, к счастью, не блистал. И, как и в карточной игре, клюнул на мой безыскусный блеф. А заглотив наживку, уже даже не пытался соскочить с крючка. Не успел я сделать и пару шагов к двери, как за спиной раздался голос, в котором уже не было даже тени самоуверенности.

– Стой… стойте! Подождите! – жалобно проблеял Каратаев. – Чего вы хотите?

– Ну вот, другой разговор! – Я развернулся на каблуках. – И давайте будем реалистами, ваше высокоблагородие: место и должность вы, конечно же, потеряете, но я оставлю вам возможность сохранить хотя бы честь. Вы сегодня же подадите рапорт Георгию Андреевичу, уволитесь из Корпуса и больше никоим образом не станете касаться нашей сборной. Полагаю, без ваших услуг у нас даже больше шансов победить на соревнованиях.

– Нет! Прошу вас! – Каратаев перегнулся через стол и попытался ухватить меня за полу кителя. Будто испугался, что я могу уйти. – Без работы я не смогу отдать долги!

– Вы и так их не отдадите, – вздохнул я. – Впрочем, вряд ли это мои проблемы, ведь так? Можете уехать из города. Или попытаться устроиться на службу в другом месте – если не хватит духу застрелиться.

– Полгода! – умоляюще простонал Каратаев. – Дайте мне полгода – и я уйду.

– Видимо, я как-то неясно выражаюсь. – Я возвысил голос. – Мы с вами не торгуемся. А если вдруг начнем – следующее мое предложение будет куда хуже предыдущего. Так что я бы на вашем месте поспешил. Если к концу недели этот кабинет не освободится, я позабочусь о том, чтобы вам нигде и никогда не доверили бы даже швабру.

– Хорошо. Как пожелаете. – Каратаев опустил голову. – Я… я сегодня же подам рапорт. Но молю, сохраните мою тайну.

– Не имею привычки болтать. И, да будет вам известно, я всегда держу слово. Впрочем, тайну за тайну. – Я чуть понизил голос и даже многозначительно взглянул на дверь, изображая осторожность. – Вы расскажете, кто принимает ставки на соревнования, а я постараюсь сделать так, чтобы ваше внезапное увольнение не выглядело бегством от кредиторов.