– Это не моя тайна, – проворчал Каратаев. – Вряд ли… вряд ли этот человек будет рад, если я разболтаю о его делах первому встречному.

– Не говорите глупостей. – Я махнул рукой. – Вы ведь не думаете, что он берет деньги только у вас одного. Об этом наверняка уже знает чуть ли не половина Петербурга… Ну же, ваше высокоблагородие, не разочаровывайте меня! – Я сделал строгое лицо и, подойдя, снова склонился над столом. – Говорите. Упоминать ваше имя в любом случае не в моих интересах.

Каратаев набычился, еще сильнее вжался в кресло, будто всерьез намеревался провалиться сквозь него и удрать, но в конце концов сдался – и одними губами прошептал сначала фамилию, а потом имя и отчество.

Признаться, я почти не удивился.

– Премного благодарен. Можете ведь, когда хотите… А теперь позвольте откланяться. – Я шутливо приложил два пальца к виску, развернулся и, уже взявшись за ручку на двери, на всякий случай предупредил: – И не вздумайте никому рассказать об этом разговоре. Или, клянусь богом, я вас уничтожу.

Настроение стремительно улучшалось. А шагая обратно к товарищам, я даже успел придумать план. Пока в общих чертах и не слишком замысловатый, однако, похоже, вполне рабочий.

Десантное отделение вовсю развлекалось перед вечерней поверкой. Кто-то из мичманов, кажется, был в особо веселом расположении духа, и задорно «цукал» молодых. Как и подобает будущему офицеру, не выходя за границы этикета и здравого смысла – зато с выдумкой.

Молодым полагалось по памяти перечислить всех начальников Морского корпуса, начиная с Нагаева и до старика Разумовского. А те, кто хоть раз запинался, отправлялись в «экипаж» – натягивать паруса из одеял на своих же товарищей. Судя по выстроившейся вдоль диванов «флотилии», первогодки не утруждали себя зубрежкой истории.

Зато поучаствовать в увеселениях были совсем не против.

Увидев меня, мичман удивленно вскинул брови.

– Курсант, на месте – стой! А ну-ка перечислите мне, матрос…

– Нагаев. Милославский. Голенищев-Кутузов. Карцов, Рожнов, Крузенштерн, – проговорил я. – Могу даже с датами. Но вообще-то меня Медведь ждет.

– Курсант Острогорский, – мичман тут же подобрался, – в жилой блок – марш!

– Есть в жилой блок! – гаркнул я.

И, прошагав мимо «флотилии», вышел в коридор.

Вся честная компания ждала в комнате. Медведь, развалившись в моем новеньком кресле, сонно наблюдал за Поплавским, не менее сонно перебирающим струны гитары. И даже чуть покачивался из стороны в сторону в такт музыке. Кресло при этом издавало жалобные звуки, предвещающие мне скорый визит в магазин за новым. Камбулат валялся на кровати, забросив руки за голову.

Из всех наших отсутствовал только Корф – видимо, опять удрал зубрить свои конспекты в библиотеку.

– Ну как там? – Медведь поднялся мне навстречу, заставив кресло скрипнуть особенно пронзительно. – Как прошло?

– Скажем так – проблема решена, – усмехнулся я. – И его высокоблагородие капитан Каратаев у нас больше не работает.

– Зверь… – уважительно пробормотал Камбулат. – И как ты его?..

– Тебе лучше не знать… И это еще не все, друзья мои!

– Не все? – Медведь приподнял мохнатые брови. – Ты еще что-то задумал?

– Ага. Но для этого мне понадобится помощь. И не только ваша… Для начала нам пригодится наличность – чем больше, тем лучше. – Я повернулся к Медведю. – А потом вы, господин мичман, отправите пару человек из сборной в медпункт. Пусть пожалуются на травмы. Или на живот, что-то в этом роде… В общем, неважно – самое главное пустить слух, что они вот-вот снимутся с соревнований.

– Что-то я не понимаю… – пробормотал Камбулат.