***

Задрав голову до боли в шее, рассматриваю пафосную стекляшку Звягинцева.

У Кота тоже стекляшка, но какая-то душевная, что ли. Или я просто двинулась, как меня весь вечер пыталась убедить Стася.

Качаю головой и уверенной походкой иду к вращающейся двери.

Почему-то несложно быть уверенной вдали от Воскресенского. Зато рядом с ним я всё время чувствую себя дурочкой. И то ли прибить хочу, то ли…

Всё, хватит об этом.

Захожу, любопытно оглядываюсь. Исключительно для ресепшен и камер. Как же, я ведь здесь впервые. Хотя и правда впервые, но внутренности этой стекляшки мало отличаются от внутренностей других. Никакого воображения.

— Здравствуйте, — пошире раскрываю глаза и напускаю блеска, чтобы выглядеть восторженной. — Я новый курьер, меня ждут в… на втором этаже.

— Имя? — сразу же теряет интерес блондинка с обложки.

— Солнцева Майя Никитична.

Я не использую дважды одно и то же Ф.И.О., оставляю только имя, чтобы не путаться. Но это же Воскресенский. Спросить ведь — это слишком сложно.

Продолжая мысленно перебирать все недостатки одного конкретного котяры, поднимаюсь на второй этаж. Вот только двести двенадцатый кабинет заперт. Наглухо заперт, легко подопнув светлую дверь, я в этом только убеждаюсь.

— Майя Никитична? — раздаётся за спиной.

Я здесь уже знаменитость? Плохо, очень плохо.

Взгляд выхватывает камеры, с которых моё лицо можно брать хоть на обложки журналов — настолько чётким оно будет.

— Да, а вы? — с застенчивой улыбкой.

— Иван Фёдорович просил вас подняться в пятьсот пятый кабинет, он сегодня там, — мимоходом роняет девушка, у которой я даже лица не могу разглядеть.

Не дожидаясь моей реакции, она продолжает идти мимо, зарывшись в папки.

Вот что офис с людьми делает.

Вздохнув, иду к лифту. Подниматься пешком откровенно лень, и не мне одной. У лифта стоят ещё двое таких же, так что я скромно пристраиваюсь за ними.

Стася, конечно, много мне вчера высказала. В основном из-за моей самостоятельности, читай дурости. Но, блин, не всегда же мне прятаться за её спину. Или что, бегать к Стасе по любой мелочи?

Хотя назвать Кота мелочью…

Тяжело вздыхаю. Прижимаю папку с документами к груди.

Он не мелочь, он непонятно кто. Уже потому, что взял и скупил не одну пару брюки-блузка, а полмагазина. В пакетах, которые он мне отдал, нашлись и джинсы, и футболки, и пижамы. Это, вообще, в какие ворота?

Одна радость — пакеты я разбирала без Стаси. Та быстренько выдала ворох умных наставлений и сбежала к себе, закрывая дверь. И краснела я, рассматривая кружево и запредельно короткие топы и платья уже без неё. Хуже только то, что краснела из-за Кота, представляя, как он представлял…

Боже, хватит!

Идиотка.

Ничего он не представлял, просто пожалел. Откормил, одел… и отправил в руки Звягинцева.

Хороша жалость.

Тряхнув головой, пытаюсь избавиться от глупых мыслей, но почему-то не избавляется.

Почему-то. Пф.

Как будто сама не догадалась, что…

Мелодичный перезвон оповещает о том, что лифт подан. Лучшее, что я слышала в жизни и вовремя как никогда.

Нацепляю выражение лица восторженной дурочки. Пристраиваюсь в конец жаждущих подняться офисников.

Чтоб тебя! Не мог Иван Фёдорович потерпеть денёк, а потом переезжать хоть в приёмную Марата?

Отложив раздражение на потом, шагаю к лифту. Поднимаю глаза.

И встречаюсь взглядом с Маратом.

Шок, мгновенный и абсолютный. Я слепну, глохну и деревенею.

Нет, нет, нет, нет, нет. Только не это. Это же за гранью просто всего!

Но тело умнее шокированной меня. Не останавливаясь, оно продолжает шагать, протискивается между Маратом и…

О боже! Это только мне идиотке могло так повезти.