– Вот и я про то. Закручивается у вас тут кое-что знаменательное. Палитра загляденье – слышался в его словах азарт мастера, когда ему наконец-то доставляют все нужные и при этом эффективные инструменты для работы. Тут он без перехода добавил:

– Вы здесь, в «Пути», надолго?

– Ульти, есть идеи?

– Не хочу, чтобы великодушный маэстро расстроился, но хотелось бы и другие картины посмотреть.

– Нет-нет, вы же и так здесь уже целые сутки. Это редко кто так, я иногда спрашиваю у музейщиков. Ну тогда сейчас будет ручеек где-то через полчаса, мы там все вместе и высадимся.

– О. Как хорошо, что мы с проводником. А то думали уже, как выбираться. Назад планировали идти – обрадовался я.

– Да, это обычная инструкция. Но, по секрету Вам скажу, есть еще несколько вариантов. Правда, не знаю, всем ли он подходят. Допустим, именно в этой картине я выбирался и через начало, и два раза в пропасть прыгал, ну и вот через ручеек еще. Я выходы чувствую, это как запах, что ли, в голове раздается. По-другому, но похоже. Не знаю, может, мне как создателю произведения это доступно – задумался впереди идущий наш спутник.

– А в пропасть прыгать – тоже почуяли? – не мог я не спросить. Жена моя, дурачась, попробовала в движении посмотреть на меня, запрокинув голову назад. Шли мы в гору и вроде даже получилось.

Маэстро вопросу совершенно не удивился:

– Вероятно, почуял. Но, видимо, подсознательно как-то, левой пяткой. Это не иносказание. Подскользнулся я на камешке и рухнул. Знаете, как во сне бывает. Летишь до земли, а вместо падения – ох! Проснулся и на кровати еще сел от инерции.

– Ага, да, понимаю, о чем Вы – согласился я.

– Вот ровно также. Только вместо просыпания я опять очутился перед картиной и в нее немного врезался. А второй раз это я уж проверил в другом месте, на другом утесе рыбкой сиганул. Ну и потом также рыбкой по паркету проехался в музее. Посетители еще были. Неловко даже стало. – он посмеялся и мы вместе с ним, заодно подивившись и очередным особенностям картины, и смелости ее автора.

IV

Тем временем в разговорах и глядя на пейзажи вокруг (в основном, правда, вокруг был лес, но обитаемый – и насекомые попадались, и зверь малый, и птахи щебетали) дошли до ручья. Тропа стала горизонтальной, в горку мы забрались. Ручей расположился по правую руку и уходил, загибаясь, вверх, в лес на пригорке над тропой.

– Вот он, ручей мой! – воскликнул Винто – сейчас водицы попьем и вперед по ручью в лес метров сто пятьдесят. Вон, видите, крона у дерева другого оттенка, глубокая, изумрудная.

Мы вперили взгляды и заметили вдвоем, что одно дерево на фоне выделяется.

– По-моему, у нас возле гостиницы такое же возле нашего окна растет, – обратил внимание я.

– Да, похоже, кстати, – вставила супруга.

– Это хвалеб. Они распространены у нас на планете, да и во всей системе. Одно я даже высадил возле дома, где живет дед, на Тавердиладе. В парке возле музея вы тоже могли их видеть. Еще у хвалеба легкая и очень прочная древесина. Но на корабли или на другое строительство его не пускают.

– А Тавердилад – это же, вот знакомое что-то… – я прищурил глаза, вспоминая.

– Ты что, это же та планета, где вырос уважаемый Винто, – воскликнула Ульти.

– Ну, не чтоб уж вырос. Но да, это моя вторая родина, – поправил Винто.

– А почему на корабли-то древесину хвалеба не пускают? – меня заинтересовало это дерево.

Гати посмотрел на нас, как на существ не очень доразвитых:

– Потому что оно потом житья не даст в таком доме, стонать будет. И на корабле матросам несладко придется. Дает безнаказанно использовать только листья и плоды. Из них настой восстанавливающий делают, из листьев. Листья сушат. Много где используется. Плоды есть можно, они такие маленькие, меньше ногтя на мизинце, но вкусные, сытные.