Они уже были мертвы.

На самом деле я очень долгое время была одинока.

Я никогда не собирала вокруг себя больших компаний, я была одной из тех, кто по-настоящему одинок.

Когда я вышла на крыльцо дома, вокруг царила такая звенящая тишина, что я слышала стук моего собственного сердца, который эхом прокатывался по лесу и, возвращаясь, ударял мне в спину. Я зажала губами серебристый бегунок молнии от пальто, которое хоть и защищало мое тело от холода, но не уберегало от безжалостного кусачего мороза. Черные ботинки – насколько я знала, они принадлежали Ярен – были мне немного велики, и я задумалась, смогу ли удержать в них равновесие и благополучно спуститься с лестницы, не поскользнувшись, потому что на ступени наметало все больше и больше снега. Как бы оправдывая свои длинные ноги, Эфкен за один шаг пересек лестницу и двинулся по засыпанному снегом пустырю, расположенному между домом и лесом. Когда он обернулся и бросил на меня смертоносный взгляд, мое сердце учащенно забилось.

– Шевелись, – приказал он рокочущим голосом, и мне показалось, что я прикасаюсь ко льду, а кончики моих пальцев уже горят.

– Я пытаюсь, – пробормотала я, думая, что на таком расстоянии он меня не услышит, но у него, судя по его опасному взгляду, был отменный слух.

– Ты пытаешься, стоя на одном месте? Двигайся, я сказал. И тебе лучше поторопиться.

– Вот же заноза в заднице, – процедила я тихо сквозь зубы.

– Я все слышу.

Я проигнорировала его слова, до смерти желая посмотреть на потрясающую белизну неба. Да, пускай повсюду лежал снег, мне все равно казалось странным, что небо такого неестественно белого оттенка. Я осторожно спустилась по ступенькам, боясь поскользнуться, и начала пробираться сквозь снег, который доходил мне почти до колен. Я удивилась, что за столь короткое время снега выпало так много. И хотя я привыкла к холоду, здешний мороз словно пробирал до костей.

О какой темной хранительнице неба говорил Эфкен? Я ничего не понимала, но любопытство во мне только росло, растекаясь по всему телу. Он сказал еще кое-что интересное: луна и солнце здесь всегда пребывают на небосводе… Это было совершенно безумно, и я думала, что Эфкен все выдумал. Посмотрев на небо, я ничего не видела; все вокруг было чрезвычайно белым.

– Ближе к закату небо меняется, – сказал Эфкен. – Становится более синим, за четверть часа до сумерек.

Мои ресницы слиплись, и мне пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем посмотреть в сторону леса. Сейчас он был подобен синеглазой невесте в белом подвенечном платье. Синий и белый словно смешались друг с другом, сплелись воедино и окрасили мир вокруг нежными оттенками. Когда расстояние между нами с Эфкеном значительно сократилось, он повернул ко мне свое мускулистое тело, будто нацелил дуло пистолета. Дыхание обожгло мне горло, и я, моргнув, посмотрела снизу вверх на высокого мужчину, стоящего передо мной вместе со своим величием.

– Подними свою маленькую головку и посмотри на небо.

Эфкен взял меня за плечи и развернул к себе. От его прикосновения я на мгновение почувствовала себя неловко. И то, что он практически прижимался к моей спине своей крепкой грудью, никак не улучшало ситуацию. Я подняла взгляд к сверкающему белизной небу, а потом сделала глубокий вдох и содрогнулась от губительной боли, пронзившей виски. Увидев в небе полную луну, сверкающую, словно огромный бриллиант, я вдруг остолбенела и невольно прижалась к груди Эфкена. Здешняя луна совершенно отличалась от той, что я привыкла видеть на небе. От нее во все стороны расходились, как лучи солнца, ледяные острые сосульки, похожие на сталактиты. Пятна на ее поверхности поблескивали, будто были покрыты наледью. Я смотрела на заиндевевшую полную луну, которая на фоне кромешной темноты казалась белой.