– Махинев, – медленно произнес он, и я услышала, как незнакомый человек на другом конце провода отключился, а затем оператор сообщил, что связь прервалась. От его голоса, казалось, дрогнули даже стены. Мой живот болезненно сжался, и я сглотнула, сильнее вжимаясь в стену. – Как давно ты здесь стоишь?

– Я… – Я не смогла быстро придумать ответ и просто смотрела на папу, ощущая тяжесть на сердце. Его глаза уже не могли скрыть тревогу, нарастающую словно сгущающаяся на небе тьма. – Я просто хотела узнать, кто звонил.

– Друг, – тихо ответил отец.

Конечно, я ни единого слова не поняла из его разговора с другом, но от услышанного мне все равно стало еще тревожнее. Я начинала сходить с ума. Мне не хотелось, чтобы он считал меня сумасшедшей, хотя дома, казалось, все и так уже обезумели.

– Махинев, ты сегодня совсем не спала. Тебе надо отдохнуть.

– Я не хочу спать, – сухо ответила я. Отец видел вопрос в моих глазах, но предпочел оставить его без ответа.

В своих кошмарах я видела лишь темные леса и тихие реки, ощущала чье-то дыхание, снова и снова преследующее меня, чувствовала, как ядовитые змеи обвиваются вокруг моего тела, и слышала воющих на луну волков. Я хотела ему все рассказать, но не находила в себе сил. Во снах я была достаточно сильной, чтобы с ними бороться. По крайней мере, мне так казалось. Из-за постоянного недосыпа мои страх и тревожность только усиливались. Но ни круги под глазами, ни усталость в теле не могли заставить меня лечь в постель.

– Хочешь мне что-то сказать? – спросил папа.

Скептицизм, поселившийся в моих глазах, постепенно рассеялся, и я покачала головой.

– Нет, – пробормотала я.

– Ты уверена?

– Да, пап, – кивнула я. Мне хотелось рассказать ему, что сегодня приезжала бабушка, но я почему-то умолчала об этом, как и о том, что она передала мне закладку для подаренной ею же книги в виде карты Таро. Очевидно, что-то тайное начало закручиваться, и голос внутри меня шептал, что, хоть папа и проворачивал руль, курс все же задавала я. – Пойду в свою комнату.

– Махинев, – позвал он меня, останавливая. Я снова посмотрела на него, чувствуя, как в груди нарастает тяжесть, будто ребра вжимаются в сердце. И я возненавидела это чувство. – Я люблю тебя.

Я замерла. Мой отец никогда не умел выражать свою любовь через слова, он скорее показывал ее действиями и поступками. Он всегда хорошо отзывался о нас, но услышать от него слова любви оказалось по-настоящему тяжело. От подобного проявления чувств у меня защемило в сердце. Папа был не таким, как все. И жить под сенью человека, на которого всегда можно положиться, было совсем по-другому.

– И я… – Я широко улыбнулась, как будто все невзгоды разом померкли, и радостно посмотрела на него. – Я тоже тебя люблю.

Только я открыла дверь в свою комнату, как в коридор с воем ворвался поток холодного воздуха, из-за чего по моему позвоночнику пробежали мурашки, а взгляд помрачнел. Я тихонько прикрыла за собой дверь и осмотрела темные стены. Лунный свет просачивался сквозь окно и падал на пол, словно обводил очертания мертвого тела. Чувство беспокойства снова охватило меня. Казалось, что по моим венам циркулирует не кровь, а яд. Каждый вдох, сделанный в этой комнате, словно медленно убивал меня. Я ощущала, что с каждым годом теряю свои краски, поскольку светлая часть меня снова и снова тонула во тьме.

Увидев, что ветер проникает из открытого окна, я тяжелой поступью направилась к нему. Пересекая комнату, я чувствовала, будто кто-то наблюдает за мной – чувствовала дыхание преследователя на своей коже, чувствовала, как мысли обо мне роятся в его голове. Я даже не представляла, что моя паранойя может настолько разыграться. Еще совсем недавно меня нельзя было назвать паникершей, которая придумывает невесть что и волнуется по любому поводу, но сейчас тревожность и панические атаки стали моими верными спутниками.