– В будущем, Глория, не стоит интересоваться тем, что происходит в этой квартире, – я кидаю взгляд в сторону квартиры напротив. – И Уолли прав: никогда не открывай дверь незнакомцам. Никогда не знаешь, кто окажется по ту сторону – воры, преступники, убийцы, психопаты…
Я прячу оружие за спину.
– Итак… – Я делаю шаг вперёд, и они отстраняются, держась друг за друга. Я смотрю вниз и давлю на сигарету Глории носком ботинка, прежде чем снова поднять взгляд. – Вам не стоит больше видеть моё лицо. Мне нравится заявление Уолли: вы ничего не видели и ничего не знаете.
Они кивают, и Уолли дрожащей рукой тянется к дверной ручке, закрывая дверь.
– Они, наверное, умрут от страха во сне после того, что ты им только что устроил, босс, – говорит Грассо, усмехаясь, и начинает колотить по двери своей мощной рукой.
Дверь распахивается, и Чиччо облокачивается на неё, тяжело дыша, с красным лицом. Пот сверкает на его лице, а пряди волос прилипли к лбу.
– Извини, босс, – его глаза избегают моего строгого взгляда. – Поел тайской еды, и плохо стало, – он пару раз ударяет себя кулаком по груди и отрыгивает.
– Отвратительно, братан, – бурчит Грассо, проходя мимо него.
– Чёрт возьми, ты ж нахрен взорвал здесь туалет на прошлой неделе после того, как поел это карри, – Чиччо сердито сверлит его взглядом.
– Хватит, – я потер виски, уже выслушав препирательства двух идиотов и теперь ещё и этих двоих. – Где они?
– В спальне, босс, – Чиччо показал подбородком.
Я иду в заднюю спальню и открываю дверь. Воздух здесь затхлый, влажный и жаркий, а работающий кондиционер едва освежал душную комнату. Я включаю свет, и передо мной открывается сцена: мужчина и женщина сидят в центре комнаты на стульях. Их спины прижаты друг к другу, руки связаны за спиной. Когда я подошёл, женщина застонала и потянулась, чтобы снять повязку с глаз.
Её лицо было испачкано потеками туши от слёз и пота. Прежде чем начать, я вытащил кляп из её рта.
– Пожалуйста, пожалуйста, – её голос дрожит, она старается сдержать эмоции. Я ценю её попытку сохранить контроль, а не впадать в истерику, как это обычно бывает в таких ситуациях.
– Мисс Ловато, что для вас означает слово «Omertà»?
Она склонила голову в знак молчания. Я продолжил: «Говорят, что среди мошенников и преступников нет чести. У русских есть то, чего не хватает нам, итальянцам. Когда их загоняют в угол, они остаются верными друг другу, но легко предадут подельника или партнёров. Редко, когда они выдают друг друга. В этом отношении мы могли бы кое-чему у них поучиться».
– Клянусь, я ничего не говорила.
Я снял очки и, пристально глядя на неё, сказал:
– Третий прокол, мисс Ловато.
Я вытащил пистолет, и Грассо передал мне глушитель. Она начала плакать.
– Твоим первым проколом была кража у меня, – продолжил я.
Она трясёт головой и начинает снова говорить, но я поднимаю руку, чтобы остановить её.
– Я был готов закрыть на это глаза. Все совершают ошибки, в конце концов, но это привлекло мое внимание. Второй твой промах – арест и твои показания против семьи. – Я становлюсь прямо перед ней. – Ты должна была прийти ко мне первой. Веришь или нет, я всё ещё был готов дать тебе шанс объясниться. Но теперь ты соврала мне. Ты много чего наговорила. Много чего, мисс Ловато. Видишь ли, у меня есть человек внутри.
Её глаза расширяются от шока.
– Мне жаль… – её извинение прерывает глухой выстрел, и она обмякает в кресле. Тем временем мужчина с другой стороны дрожит, пытаясь освободиться от верёвок и крича сквозь кляп.
– Не переживайте, судья Сент-Клэр, я за равное обращение. – Я снимаю с него повязку на глазах, а затем и кляп.