Ее удивляло и злило, когда кузина, она же невестка, называла Луиса Игнасио бездушной скотиной и неисправимым, законченным эгоистом. Хасинта видела брата в ином свете. Для нее он был чутким, любящим и заботливым. После смерти родителей Луис Игнасио стал для них с Инес Адорасьон не просто опекуном, но главным человеком в их жизни, с которым привыкли делить все радости и горести.

Впрочем, старшая из сестер де Велада знала и о том, что исключительно притягательная внешность старшего брата повлекла за собою столько амурных приключений, вскружила столько падких на подобную мужскую красоту ветреных женских голов и послужила причиной стольких скандалов и дуэлей, что за маркизом в свете прочно закрепилась слава распутника и бретера.

Может быть, для окружающих он и был таковым, а еще черствым и себялюбивым, но Хасинта знала, что это маска, за которой скрывается доброе и любящее сердце. Одно его отношение к маленькой дочке чего стоило! Ей бы хотелось, чтобы таким же ласковым, трепетным и заботливым отцом стал для их детей супруг-герцог.

– Ну так как? Вы смогли поладить с Фьямметтой? – продолжила допрос Хасинта.

– А разве у нее был шанс со мною не поладить? Кто, как не ты, может знать, каким милым обаяшкой я могу при желании стать. Уверен, твоя подруга в восторге от твоего старшего брата.

Хасинта Милагрос закатила глаза:

– Милый братец, раздутому эго не тесновато в твоем теле?

– Ты же знаешь, дорогая сестрица, мой эгоизм побеждает альтруизм, а эксцентричность опережает тактичность.

На сказанное Хасинта выразила недовольство:

– Зачем ты всё время наговариваешь на себя? Ты верно сказал: кому, как не мне, знать, каков ты на самом деле.

Луис Игнасио приобнял сестру и чмокнул в макушку.

– Дорогая, твой брат уже успел поделиться с тобою новостью? – спросил входящий в будуар супруги герцог Маддалони.

– Новостью? Какой новостью?

Хасинта Милагрос вывернулась из рук Луиса и заглянула ему в лицо, но он удовлетворять интерес не торопился, поэтому герцогиня обратилась к супругу:

– О чем речь, дорогой? С момента рождения сына я не видела тебя таким довольным.

– Твой брат попросил руки моей сестры.

Услышав сказанное, Хасинта перевела удивленный взгляд на Луиса Игнасио. Ее милый ротик округлился в изумлении. Де Велада склонился к ней и пальцами за подбородок прикрыл его обратно:

– Смотри, не вырони глаза на щеки! – произнес он с добродушной иронией.

– Это правда? – спросила Хасинта у супруга, не очень-то поверив сказанному.

Перевела взгляд на брата и добавила:

– Это не розыгрыш?

– Обижаешь, Гатита. Разве я похож на того, кто шутит такими вещами?

– Ты похож на того, у кого были десятки романов и сотня женщин, – воскликнула находящаяся в состоянии полного замешательства Хасинта Милагрос.

– Да, но никому из них прежде не удавалось согреть в теплых и нежных руках мое сердце. Маркизе Гверрацци удалось.

Луис Игнасио произнес это с ироничной улыбкой – ни сестра, ни ее супруг не поняли сначала, шутит или говорит всерьез.

– Дорогая, мне кажется, твой брат сейчас выразился не о моей сестре, – произнес Джанкарло с иронией, обращаясь к супруге.

Луис Игнасио рассмеялся.

– Хорошо, скажу иначе. Маленькая ржавая булавка проникла мне под кожу. Расположилась там и постепенно завладела всем существом. Моими мыслями. Моими делами и заботами. Сейчас, когда ее нет рядом, я себе не хозяин. Не знаю, куда себя деть и чем занять.

По интонации маркиза вновь было непонятно, на какую реакцию он рассчитывает, но Хасинта, видимо, что-то уловила в ней, потому что, обращаясь к мужу, в полной растерянности произнесла:

– Видимо, это правда, дорогой. Я давно не видела брата таким воодушевленным.