– Даже если мне это будет не очень приятно? – спросила Фьямма, нахмурившись.

– А вам это неприятно?

– Безусловно.

– Отчего же? Вам посчастливилось стать женой первого донжуана Испании. По приезде на родину вашего супруга прочувствуете, насколько именно вам повезло. На вас лавиной обрушится зависть всех тамошних сеньор и сеньорит, – маркиз улыбался широко и белозубо, отчего на щеках проявились украсившие и без того безупречное лицо ямочки. Фьямма никогда не замечала их прежде. А сейчас прямо-таки влюбилась в них.

– В том-то и беда, ваша светлость, – произнесла она с оттенком легкого кокетства в голосе, – я не люблю быть объектом чужой зависти и была бы чрезвычайно признательна, если бы вы не стали подкармливать ее своим всеядным по отношению ко всему женскому полу поведением.

– О, да у нас, оказывается, кто-то ревнив не в меру! – черти в глазах маркиза снова затеяли привычные пляски.

– Пф-ф-ф! Ничего подобного, – Фьямма ощутила, как кровь горячей волной хлынула в предательские уши и щеки. – Просто я не хочу, чтобы на меня смотрели с жалостью.

Маркиз заломил бровь.

– Вы уж определитесь: с жалостью или завистью.

– И с тем, и с другим. И вообще, давайте сменим тему.

– Вы хотите говорить о погоде?

– Нет, зачем же о погоде. Вы обещали, что после венчания я смогу в течение полугода совершенствовать мастерство пения и игры на гитаре. Надеюсь, это не было пустыми посулами?

– Нет, не было, – Луис Игнасио ответил с явной неохотой.

Привычная словесная пикировка подняла маркизу настроение, и ему не хотелось опускаться до прозаических тем. Тем не менее этот вопрос и в самом деле нуждался в обсуждении. Де Велада решил прокомментировать его:

– Ваши уроки, как помните, включены отдельным пунктом в брачный договор. Но я и без всяких договоров привык держать слово.

Не вдаваясь в подробности встречи с Кафариелло и Йоммелли, Луис Игнасио сообщил Фьямметте, что договорился о ее занятиях с Фаустиной Бордони. Фьямму такой расклад обрадовал больше прежнего. Маркиза впечатлилась открывшимися перед ней возможностями. Она будет заниматься вокалом с маститой оперной певицей. Синьора Бордони, как и она, пела и аккомпанировала себе на гитаре. Эта женщина знала все тонкости и сложности совмещения обоих процессов, а значит, и пользы от таких занятий будет гораздо больше. Кроме того, появится возможность регулярно бывать за кулисами Театро-ди-Сан-Карло. Могла ли она об этом мечтать?! Уже за одно это Фьямметте захотелось сорваться с места и расцеловать супруга.

Наверное, поэтому она с легкостью проглотила информацию о том, что на занятия, которые будут проводиться трижды в неделю, ее станут сопровождать донья Каталина и личный камердинер маркиза. Единственное, ее слух царапнули слова «бывшая дуэнья» и «будет приезжать за вами из палаццо Ринальди».

– Ваша светлость, почему вы назвали донью Каталину моей «бывшей» дуэньей и почему она не может жить вместе с нами?

– Если позабыли, я напомню: со вчерашнего дня вы замужняя синьора, и дуэнья вам теперь ни к чему.

Фьямма изумленно округлила глаза.

– Что такое? – Луис Игнасио вновь оживился. – У вас сейчас непередаваемо милое выражение личика. Вы явно репетировали его перед зеркалом.

– Вовсе нет, просто я чрезвычайно удивлена. Если считаете, что дуэнья мне не нужна, тогда зачем донья Каталина будет сопровождать меня на занятия? Я вполне могу ездить в Театро-ди-Сан-Карло самостоятельно.

– Самостоятельно вы только проблемы на свою голову наживать умеете, – буркнул маркиз недовольно.

– Это неправда! – воскликнула Фьямма изумленно-негодующе.

– Вы будете спорить со мной? Если так, то должны отчетливо понимать: женщина, ввязывающаяся в спор с мужчиной, должна иметь железные аргументы или испытывать готовность быть уложенной на обе лопатки, причем не только в переносном смысле.