Приговор:

«Изгнан!»

Не страшно —

но миру вырвали глаз.

Перо в его руке —

не перо, а штык.

Чернила не чернила —

кровь из жил.

«Перманентная революция»

строчками рвётся в бой —

но мир глохнет

под грохот тракторов Сталина.

Страницы летят за борт —

бумажные кораблики

тонут в океане равнодушия.

Туман.

Он – как вата в ушах планеты.

Троцкий кричит сквозь чад: «Стой!

Социализм в одной стране —

это склеп с позолотой на гробнице!

Революция без мира —

пожар в пепельнице!»

Но волны смеются —

«Старый!

Твой век приказал долго жить!»

Москва.

Там – мавзолей растёт,

как гриб после дождя.

Сталин в граните —

икона с усами и трубкой.

А здесь – океан,

перо и цитадель из книг.

Троцкий пишет —

пули вместо точек,

восклицания —

разорванные снаряды.

«Смотрите!

СССР строит Вавилон —

не к небу, а в землю!

Рабочий Парижа —

уже не брат, а шпион.

Кремль опутан проволокой —

колючая мечта о сытости

в мире голодных!»

Но чернила сохнут —

ветер истории

раздувает пепел вместо искр.

В изгнании:

часы бьют полночь —

везде.

Троцкий слепнет от ярости —

но видит трещины в сталинизме.

«Они превратили Маркса в икону —

а вы молитесь на пятилетки

вместо восстаний!

Но придёт день —

ваши стены рухнут

под тяжестью лжи!»

Корабль исчезает —

туман съел паруса.

Осталось перо да крик в пустоте:

«Революция не умерла!

Она просто ждёт —

не вас, а новых безумцев!»

Волны шепчут: «Смирись».

Но вдали уже зреет шторм

без названия и флагов.

Пророк, бьющийся о стену

Изгнанник!

Его дом – чемодан

да волны ярости под рёбрами.

Троцкий в Мексике —

революция в клетке из пальм.

Перо рубит воздух —

не чернила,

кровь из вен!

«Перманентная революция»

кричит на языках всех наречий —

но мир глух, как стена НКВД.

Рефрен:

«Одинокая крепость рухнет под собственным весом!»

Слышите?

Кремль растёт ввысь —

кирпичи

из костей «врагов народа».

Стены толще —

но трещины змеями ползут

от подвалов Лубянки.

Пишет:

«СССР – не маяк, а мавзолей.

Социализм в четырёх стенах —

это палата для прокажённых истории!

Мировая революция не умерла —

её замуровали в вашей «победе»!»

Но письма возвращаются —

конверты запечатаны воском страха.

Рефрен:

«Одинокая крепость рухнет под собственным весом!»

Сталин смеётся в усы —

«Бредни!

Мы – гранит!

Мы – на века!»

А Троцкий в ответ —

молотком по клавишам:

«Гранит рассыплется в песок

от первого крика правды!»

В Мексике рассвет

рвётся сквозь жалюзи.

Троцкий за столом —

тень на стене, как петля.

Ледоруб уже точат в Москве —

но он пишет, не видя,

что смерть в дверях

в форме друга-сталиниста.

«Одинокая крепость…» —

кровь на бумаге.

Последний рефрен остался недопетым.

Сталин!

Каменотёс

в кремлёвской пыли —

догмы киркой рубит,

камень за камнем.

«Социализм в одной стране» —

стена выше облаков!

Каждый блок —

приказ, донос, расстрельный список —

цемент из крови и страха.

Троцкий в изгнании —

перо бьётся,

как птица о стекло.

«Стена не спасёт —

она задушит!

Революция без мира —

это жернов на шее истории!»

Но эхо глохнет в тумане —

Сталин стучит молотом:

«Молчи, пророк!

Здесь я —икона и инквизитор!»

Камень!

Ещё камень!

Стена растёт —

в окнах республик решётки

вместо солнца.

Троцкий пишет —

Буквы как пули:

«Вавилон из пятилеток

рухнет под криком “Ура!”»

Но Кремль глух —

там портреты вместо людей,

лозунги вместо хлеба.

Сталин в граните —

палец указующий в небо:

«Мы – вечность!

Мы – гранит!»

Троцкий в ответ —

смех сквозь слёзы:

«Гранит?

Нет —

лёд под солнцем правды.

Растаете лужами лжи у своих же ног!»

Изгнанник в Мексике —

часы бьют полночь.

Ледоруб уже занесён —

но он пишет, не видя тени в дверях.

«Одинокая крепость…

Ваш социализм —

это тюрьма с портретами на стенах камер!»

Кровь на рукописи —

последний рефрен остался недопетым.

А в Москве:

стена достигла неба —